Есть ли пример из «нашей» жизни? Конечно! Малыш, который знает только маму, случайно увидев незнакомое лицо, новый голос и даже запах, заплачет или попытается спрятать лицо («я не вижу, значит, я спрятался»). И только после некоторого времени привыкания, спокойного тона взрослых, он начнет успокаиваться и даже попытается вступить в визуальный контакт с незнакомцем. Все это врожденные механизмы.

Что такое «незнакомое»? Незнакомое означает НОВОЕ, чья вредность или полезность неясны. Какое поведение можно присоединять в подобной ситуации, сразу и немедленно, не ясно. Ведь объект новизны может быть и полезен. И то, что объект вреден, тоже не ясно – Потому заранее убегать от всего нового в эволюции было бы затратной невыгодной стратегией.

Отсюда (и в природе) возникает программа, совмещающая в себе и 1) мобилизацию как готовность к защите, и 2) энергосбережение. И по факту природой отобран вариант напряженного замирания с ожиданием нападения извне и готовности к обороне – агрессии или бегству. Не принять мер предосторожности при появлении новых движущихся и даже новых неподвижных объектов оказывается в живой природе недопустимо опасным. И, следовательно, механизм реагирования на среду нашей адаптивной системы в корне (и навсегда) меняется.

Такой механизм в российской психологии и нейрофизиологии со времен школы Павлова известен как «ориентировочно-оборонительный рефлекс» (ООР), а ныне, короче, как «оборонительный рефлекс» (ОР). Рефлекс ли это?

Теперь мы мыслим сложнее, чем сотрудники Павлова. По Павлову ОР – классический рефлекс – вроде рефлекса слюноотделения в момент предъявления пищи. Но мы знаем, что предвкушение, и ожидание страха есть суть разные потребностные состояния: соответственно предвкушение «вкусного», и страх – ожидание опасности.

И последствия те же – результаты вполне симметричны – если пищи после звонка не давать, то рано или поздно собака и на звонок, и даже на полную плошку при отсутствии последующей еды, перестанет реагировать. И точно так же возникший страх исчезнет, если некоторое тестовое время ничего плохого не произойдет. То есть предвкушение, за которым не следует пища, перестает давать реакцию на пищу и вызывать предвкушение. А страх, за которым не следует опасность, перестает быть страхом. Но оба состояния суть потребности, а таких явлений в системе бихевиоризма не предполагалось. Потому и проблемы у этой «теории» с интерпретацией ООР.

Все разговоры о классификации рефлексов становятся бессмысленными в момент привыкания к ситуации как адаптации к среде: «Еду предъявили? – Хорошо! Предъявляете, но не даете? – Плохо: в смысле, ничего не означает». Но есть и более высокий уровень обобщения. Если в опытах не даете, а потом, все равно кормите, то зачем работать за жалкие кусочки. Такую логику, кстати, освоили уже приматы. Они не слушают дрессировщиков и плохо работают в цирке: «Все равно вы нас накормите» – так не думают, но привыкают. Так же нередко случается и в жизни, если от выпускного вечера в школе до пенсии выдают пособие по безработице или содержат родители, не требуя никакого труда.

И то же со страхом: «Новое? – А не опасно ли? Напугали? И больше ничего? – Хорошо, в смысле: ничего не значит». И на более высоком уровне обобщения условность «страшных» сигналов и экспериментов осваивают не только животные, но и люди – если их постоянно пугают угрозами, как у Льва Толстого в сказке «Лгун».

Остается только представить, как много случалось плохого в жизни европейцев Средневековья, что на каждую встреченную черную кошку для всякого очевидца обязательно находилась недалекая во времени неприятность.