Очнулся от звука закрываемой двери – Танюшка вернулась. Я встрепенулся и раскрыл объятья. А она почему-то полазила в темноте по комнате, хватаясь за вторую кровать (соседка Танина была в отъезде). Потом добралась до меня и рухнула сверху. Мне шибанул в нос острый запах какой-то конюшни. Или тесного спортзала в разгар тренировки. Я не успел ничего сообразить, как меня Таня поцеловала. И я с диким ужасом определил, что, пока она ходила в туалет, у нее выросли усы!

Что значит – экстремальная ситуация. Руки и ноги у меня сработали с такой силой, что это усатое непонятное высоко взлетело и с грохотом рухнуло на пол. Сам я в два прыжка оказался у двери и зажег свет. На полу валялся в полубеспамятстве мой знакомый грузин Вахтанг.

А потом пришла настоящая Таня. Сначала долго разбирались. Ваха объяснял мне, что с устатку попутал комнаты. Я объяснял Таньке, что у меня нет склонности к педерастизьму. А она нам обоим втолковывала, какие мы идиоты. Ну, а потом стали все вместе ржать.

Кончилось все тем, что Вахтанг закутался в свою простыню и ушел. Минут через десять вернулся со своей подружкой и с сумкой. В сумке была литровая бутылка убойной чачи и всякие грузинские штучки, типа чурчхелы и сулугуни. И нажрались мы все от нервного потрясения до поросячего визга…

Странная это была история. Честно сказать, много уже лет прошло, а я так и не определился – как ко всему этому относиться.

А дело было так. Отвез меня Вадик-эксплуататор в дачное товарищество. Он там скупил десяток участков, на которых выращивал картошку. А один участок возле речки выбрал для постройки дачного дома и бани – возжелал иметь место для культурного пьянства и разврата. Шашлыки-машлыки, голых девочек из бани в речку выкидывать, и тому подобное. Завез Вадик туда море стройматериала и меня.

Ну, мне не привыкать. Работаю и работаю. А, пока баню строил, познакомился с соседями. С одной стороны жила семейная пара пенсионеров. У них был теплый дом с солярочным отопительным котлом и электрогенератором. В этом доме супруги после развала Союза спрятались от социальных катаклизьмов. Солярку и продукты им привозили взрослые дети.

А с другой от меня стороны жил Ахмед. Он, вообще-то, был русским Серегой. Вояка-майор, везде полазил на своем танке, где стреляли. Потом устал головой, все бросил. Жена от него ушла, пока он в Чечне пластался, детей не было. Чтобы унять душевный разброд, как я понимаю, Серега стал искать утешения в поисках Бога. Попробовал православную церковь, баптистов – не ужился ни там, ни сям. А вот ислам ему пришелся по душе, и стал он обрезанным Ахмедом.

Серега постоянно приходил ко мне со своим псом Абреком. (Пес был умница, помесь, по мне, кавказца с… инкогнитой.) Попытки соседа помогать мне в стройке я сразу грубо пресек. Поэтому Серега просто сидел рядом, я строил, и мы трындели об жизни. Я ему про свои пертурбации рассказывал, он мне – про свои. Беседы наши шли на трезвую голову – Серега, как стал Ахмедом, водку отторг, а я, когда работал, вообще не пил.

А потом… потом и началось. Дня два Сереги не было. Появился он без Абрека, но, к моему удивлению, с двумя бутылками водки. И сам явно был уже поддатый.

После скупого майорского рассказа мне оставалось только шлепнуться жолой на шлакоблок и закурить. В общем, появились в этих местах два бича. И начали они с того, что убили собакевича Абрека. Серега нашел их сразу – по дыму от костра, на котором они варили собачатину. Даже успел послушать их разговоры про то, что нутряной жир собачий они обменяют на спирт у корейцев, а из шкуры сделают себе пояса для профилактики, мля, радикулита.