Закрыв шкафчик, осмотрев ванную и убедившись, что все забрала, Лиза вышла. Проверила спальню, гостиную, детскую и кухню. Весь дом выглядел внезапно осиротевшим. Напоследок она решила заглянуть в гардеробную. Открыв двери, она ожидала, что зажжётся свет, как это всегда и происходило, однако этого не случилось. Она пощелкала несколько раз выключателем, но тщетно. «Странно, полчаса назад еще работал», – подумала Лиза, поежившись – внезапно похолодало. Она закрыла дверцы, повернула голову направо, бросив прощальный взгляд на опустевшую гостиную и от неожиданности вскрикнула – у окна стоял покойный муж.

– Лиза, – тихо позвал он.

Лиза отшатнулась назад, ее ноги заплелись, и она упала, зацепившись рукой за ручку гардеробной. Дверца распахнулась, внутри загорелся свет. Когда она поднялась и снова взглянула в гостиную, то она оказалась пуста.

Лиза судорожно стала открывать пузырек с лекарством – как раз настало время его принять. Дрожащей рукой она положила таблетку в рот и запила водой из-под крана. Она два раза зажмурилась, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, провела руками по волосам, бросила последний взгляд на себя в зеркале в ванной и вышла.

Оказавшись на крыльце, Лиза осмотрела дом в последний раз, положила ключи в почтовый ящик, как и договаривались с владельцем, и села за руль.

– Мама, почему у тебя на глазах слезы?

– Все хорошо, сынок, просто немного растрогалась.

– А что такое растрогалась?

– Ну, как тебе объяснить…

Лиза пустилась в пространные объяснения по поводу этого слова, а ее автомобиль покатил прочь из этого города.

Латвийские домики незаметно сменились эстонскими. Солнце спрятало за тучами свои последние лучики. Лиза посмотрела в зеркало заднего вида: сын спал, обнимая любимую красную машинку с огромными колесами. Они въехали в очередной поселок недалеко от границы. Ветер гонял пожелтевшие листья по пустынным улицам. Возле церкви столпился народ в торжественных одеждах. Из подъехавшей черной машины вышла невеста. Порыв ветра сорвал фату с ее головы и поволок по земле, все гости всполошились. Лиза вспомнила день их свадьбы с Петерисом.

В тот день стояла не по-майски жаркая погода. Гости парились в костюмах и тугих платьях в ожидании невесты, стоя под шатром, то и дело утирая пот. Надежда, мать Лизы, проклинала тот день, когда она предложила отпраздновать это радостное событие на природе.

– Лиза, ну где тебя черти носили? Все давно уже тебя ждут! – чуть не плача, защебетала она, подавая руку дочери, выходящей из белого лимузина. Ее высокая прическа осела на один край и стала походить на пизанскую башню.

Лиза с рыком выдохнула:

– А какие черти тебе голову морочили, когда ты заказывала лимузин сюда, в эту деревню? Ты же знала, что мы будем на природе! Это здоровая штуковина ни в один поворот не входила, хоть пешком иди!

Надежда смахнула лезший в глаза локон, не забыв театрально надуть губы. Лиза закатила глаза: характер ее матери был не из простых – завалив экзамен в театральный, та пошла в поварихи, но любовь играть сцены из нее никуда не испарилась, несмотря на несметное количество борщей, приготовленных в столовой, которые должны были пообтесать несостоявшуюся артистку.

– И зачем я вообще купила это дурацкое платье с таким длиннейшим подолом! Посмотри! Он уже весь рваный: пока я выходила из дома, я раз двадцать за что-то зацепилась, – причитала невеста.

Лиза резкими движениями подхватила платье и твердой походкой зашагала по ковровой дорожке. Ладони вспотели от волнения, лоб покрылся испариной. Черная тушь отпечаталась на веках. Навстречу вышел одетый в модный светло-серый костюм Петерис: еще худощавый, подтянутый голубоглазый блондин с копной кудрявых волос. Он широко улыбался и казалось, что его ничего не могло заставить нервничать: ни то, что на улице стояло адское пекло, ни то, что невеста опоздала на целый час.