Самурай постоял, изучая животное. Ещё постоял, убедившись, что кура не убегает, после чего развернулся и пошёл назад, успев за обратный путь крепко всё обдумать и немного взмокнуть от энергичной ходьбы. Медлить было нельзя, световой день в это время короток.

Чтобы найти Алевтину, пришлось потратить пару часов и опросить немало людей. После проделанной работы по сбору информации окончательно вспревший Самурай вышел на берег замёрзшего пруда, где в полынье плавали утки. Женщина подняла голову и посмотрела на него. Она знала, что он человек серьезный, и просто так мутить воду не будет. Аля высыпала остатки корма из пакета, сложила его и начала подниматься по берегу вверх.

Весь их совместный путь Самурай думал, стоит ли попросить не ходить в указанную им сторону, чтобы Аля не наткнулась на его посадки, почти сейчас скрытые под снегом, но решил лучше смолчать. Знал, что интересуют её только птицы.

Другое переживание было связано с тем, что кура убежит куда-нибудь далеко. «От проталине к проталине, доберётся до Таллина», – почему-то вертелось у него в голове, но тут уж ничего сделать было нельзя.

Они были на месте за пару часов до сумерек. Самурай не торопясь оглядывался, Алевтина ждала. Наконец он уловил движение метрах, может, в шестидесяти, указал направление. Подойдя чуть ближе, женщина коснулась его плеча. Увидела.

Она была в пальто, чулках, малиновом вязанном берете и шарфе. Через плечо висела массивная потёртая сумка искусственной кожи. Наряд не слишком подходящий для ловли птиц, но это уже не его дело. Аля приложила ладонь к сердцу в знак благодарности и махнула рукой назад. Самурай понял, что ему можно уходить.

Он встретил её снова только через два дня на улице. Самурай шёл с тележкой, полной досок – нашёл погреб на заброшенном участке. Аля увидела его и подошла, отогнула плащ на груди и показала курицу, сидящую за пазухой.

– Назвала её Вильма, – голос женщины был хриплый и масляный, как в старых фильмах, когда женщины говорят о любви.

 Самурай кивнул без улыбки и пожал протянутую в благодарность руку. С тех пор Аля везде ходила со своей Вильмой. Курица пугала встречных, восторгала детей и была избалована до безобразия.

Лев.

 Лев, огромный мужик в плаще, скрывающем неряшливую одежду, любил поезда.

Никто не знал, что связывало его жизнь с поездами. Может какое-то воспоминание или случай, но они были его манией, его сумасшествием.

Лев ходил по центрам городской жизни, здороваясь с незнакомыми прохожими. Он приветливо кивал им, говорил басом и вызывал оторопь у окружающих. Мужчина по каким-то ведомым лишь ему признакам понимал, у кого из встречных можно просить денег. Что вело его и диктовало такое поведение – было решительно неясно. Случалось, что Лев здоровался с десятью встречными, прежде чем у одиннадцатого попросить о финансовой поддержке. Делал он это тоже по-разному, хотя фразы его были более предсказуемы и зависели обычно от пола и возраста прохожего.

 Для женщин по степени взросления: «Девушка, не побрезгуйте подсобить страждущему», «Мадам, изыщите возможность отжалеть мне немного мелочи», «Мать, подай на кусок тепла и хлеба».

 Для мужчин: «Товарищ, будь снисходителен к страннику», «Отец, поддержи заплутавшего деньгой».

 Для мужчин фраз было меньше, потому что Лев избегал молодых мужчин, считая их лишёнными сострадательности. Люди иногда отказывали, иногда давали ему мелочь, часто спрашивали, почему, собственно, должны что-то давать, и тогда мужчина разыгрывал свою лучшую карту. Он смотрел серьёзно, влажно и со значением, обычно сверху вниз, чуть затягивая паузу и с лёгким кивком, минорно, убедительно говорил: «Нужно помогать». Такая сцена весьма впечатляла вопрошающих.