Спустя полгода полная женщина нотариус, подозрительно косясь на собравшуюся компанию и с сомнением водя носом, выдала документ на подпись о вступлении во владение имуществом четырём гражданам:
Михаилу Сергеевичу Кирееву – Рюмке;
Арсению Павловичу Толстову – Тележке;
Льву Игоревичу Решетникову – Льву;
Алевтине Ивановне Смагиной – Але.
Два языка.
Новая жизнь Яны началась с того, что отец перевёз её с вещами в новую квартиру, где ей предстояло существовать дальше. Мужчина переживал про себя, что жильё это выбрали они, родители, не дав девушке возможности сказать своё слово, но та не сопротивлялась и просто помогала упаковывать наполовину собранные с прошлого переезда вещи. Чуть раньше она перебралась от парня к родителям.
Странно себя чувствовал тогда её отец. Он не мог избавится от мысли, что когда-то маленькую Яночку двухдневным младенцем он внёс на руках в их квартиру. Она, проспавшая весь пусть из роддома, испугалась тогда звуков лифта, проснулась и начала тихонько плакать, будто мяукать. И вот, спустя годы, девушка приехала из сурового мира на то же место. Потерпела сердечную неудачу, получила рану, от которой ни защититься, ни заслониться руками. И тоже плакала, просто позже, в своей комнате. И тоже тихонько, не желая волновать их с матерью. Но они слышали.
Когда все вещи, занявшие багажник и оба задних сидения в автомобиле, были подняты, мужчина собрался съездить за женой, чтобы посидеть немного по-семейному, но Яна тихонько окликнула его.
– Паап, – по привычке она чуть потянула гласную.
– Да, милая, – он посмотрел в её глаза и всё понял. Отдал ключи, поцеловал в висок. – Я оплатил эту квартиру на год вперёд. Так что можешь не беспокоиться об аренде, только квитанции на тебе.
Она кивнула, посмотрела с лёгким удивлением и вопросом.
– Но как же?
– Откладывал кое на что, не бери в голову.
Яна поцеловала его в колючую щёку.
– Спасибо, папа.
И мужчина уехал, чуть пыхтя в усы, волнуясь и придумывая, как объяснить жене, что чайного семейного застолья не будет. Ничего, она поймёт. Ничего.
Девушка осталась одна. Побродила среди немногочисленных пакетов и коробок, согрела чаю, выпила его с парой черносливин. Плакаты с музыкальными группами остались в её подростковой комнате, а в нынешней её квартире обои были новёхонькие, безликие.
Яна вытащила плед и положила на диванчик, свернулась под ним и вздохнула. Когда она осталась в одиночестве, её мысли будто остановились совсем.
После внутренней тишины, перед тем как заснуть, она вдруг вздрогнула. Откладывал… Это же папа про свадьбу. Её свадьбу. Они давно с мамой поговаривали об этом, но она отмахивалась, про себя где-то не веря до конца, что Коля сделает ей предложение. Девушка часто удостаивалась от него шуточек о глупых и бездумных желаниях девчонок выйти замуж, успокоиться и начать толстеть.
Понятно, что её семья не богата, и отец хотел подкопить денег, чтобы, если уж случится, выглядеть на фоне новоиспечённых родственников прилично.
Слёзы навернулись и потекли по щекам без всякого сопротивления. Девушка прекрасно знала, как отец может заработать. Про его дополнительные смены, про отпускные, хотя он годами не брал отпуск. Про бережно складываемые в большую советскую энциклопедию премии. Когда-то он на них купил ей первый взрослый велосипед и платье на выпускной. А вот за эти годы скопил на свадьбу дочери, в той же старой книжке со знаниями, всё больше устаревающими с каждой покупкой. Теперь эти деньги ушли на 12 месяцев жизни здесь, в этой чужой маленькой квартирке. Или даже на 13, ведь хозяева наверняка захотели залог за месяц. Нехорошее число, неправильная трата. Нежеланная.