Между тем, взгляд мой привлёк мужчина, стоявший позади всех спиной ко мне. Он не крестился, а, опустив голову, кажется, думал о чём-то своем. Фигура его показалась мне знакомой. Ну да: коротко стриженные, нечесаные волосы, кое-где слежавшиеся, клоками покрывали его голову, худые плечи, несмотря на зимнюю курточку, ясно обозначались. Из-под рукавов куртки были видны истёртые манжеты старого свитера… «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас…»

Служба кончилась. Я справился у служки, где можно оставить принесенные вещи, вышел из храма, перешёл дорогу, сел в машину, но из любопытства не отъезжал, дожидаясь, когда появится Герман. Он вышел – не перекрестившись и не поклонившись при выходе. Парень, встретившийся мне ранее, тут же подошел к нему. Они о чем-то оживлённо и скоро переговорили и пошли прочь с видом людей, уверенных в своих дальнейших действиях.

Сергей Алексеевич, молодой специалист, филолог, подрабатывающий частными уроками, пришел домой расстроенный. Дело в том, что его первый ученик, подстриженный под ирокез, начинающий уже бриться мальчик Тёма, оказался хоть и смышлёным, но крайне невнимательным молодым человеком. В течение всего занятия Сергея Алексеевича не покидало чувство, что его подопечный одержим некоей идеей, которая не давала ему сосредоточиться на случаях обособления распространенного определения, имеющего добавочное обстоятельственное значение. Знакомство Тёма начал со странного вопроса: «А правда ли, что на Олимпиаду истрачено 1,526 триллиона рублей?» Весь урок он ёрзал на стуле и даже попросил поменяться с ним местами под предлогом, что ему удобнее писать, когда свет падает слева; ручка в его руках имела свойство постоянно распадаться на части, скатываться со стола, и тогда с шумом отодвигались кресла и мальчик лез под стол. Компьютер, находяйщийся здесь же, на кушетке, время от времени издавал таинственные звуки, и Тёма, предварительно извинившись, совершал скорые манипуляции на клавиатуре. «Не могу подвести серьёзных людей», – пояснил он. «Серьёзными людьми», которых Сергей Алексеевич назвал про себя бездельниками, были игроки даже и приличного возраста, как, например, «Nuker» из Германии, которому было за сорок. Игра шла не одни сутки, и прервать её было бы кощунством. Всё это отвлекало юношу и заставляло нервничать преподавателя, но где-то к середине занятия Тёма перестал ёрзать и восторженно посмотрел на Сергея Алексеевича. Разбирали предложение «Привлечённые светом, бабочки прилетели и кружились около фонаря». «Проняло наконец-то», – подумал репетитор. «Зачёт», – оценил он свои заслуги перед педагогикой. «По сто тысяч на каждого!» – с энтузиазмом воскликнул Тёма. «Тот есть?» – Сергей Алексеевич не сразу и понял. «На каждого гражданина России! По сто тысяч!» – повторил Тёма. «А, это он, кажется, про Олимпиаду. Но, позвольте, какие, к чёрту, сто тысяч? Быть такого не может!».

– Мне кажется, вы ошибаетесь, – не согласился он, невольно втягиваясь в обсуждение. – Сколько, вы говорите, всего израсходовано? … Та-а-к… (он написал цифру на полях тетради) У вас калькулятор есть?.. Впрочем, в столбик надежнее… Хм… Мы не так нули сокращаем, что ли?… сумма действительно значительная получается. Наверное, тут средства и частных инвесторов имеются в виду. Ну-ка ещё раз… Для простоты округлим: скажем, нас сто миллионов. И, скажем, триллион… Триллион – это сколько же нулей?

– Двенадцать, – послышался голос Инны Михайловны, мамы Тёмы, которая вошла в комнату за какой-то надобностью.

Сергей Алексеевич смутился и промямлил что-то вроде: вот, отвлекает сынок от темы. Снисходительного тона, впрочем, не получилось. Наоборот, вышло нечто заискивающее.