Фердинанд Шевалье де Респалдиза

Эндрю Созанский из Оттавы сдержал слово и прислал в желтом конверте воспоминания о своей семье, генеалогическое древо, свидетельство о смерти Матильды Респалдизы, подписанное юристом Чарльзом Бохенским из Кракова, датированное 1948 годом, а также рапорт командования уланского полка, датированный 23 августа 1918 года, – о награждении подполковника Фердинанда Респалдизы, поскольку он как «глава сельскохозяйственного отдела в тяжелых обстоятельствах проявил неутомимое упорство и чрезвычайную инициативу и благодаря абсолютной преданности своим обязанностям внес огромный вклад в отношении подъема экономической эффективности провинции в интересах государства и удовлетворения военных нужд. Этот необыкновенный офицер достоин наивысшего отличия». Неизвестно, успел ли на это донесение кто-нибудь отреагировать. В октябре-ноябре 1918 года Австро-Венгрия распалась. Эндрю также прислал с этими бумагами пожелтевшую фотографию, на которой изображен мул, запряженный в тяжелую повозку с огромными металлическими колесами, какое-то здание, обвитое плющом. Мул наполовину закрывает парня в кепке. На обратной стороне фото чьей-то рукой написано Bazar.

Как я ни пытался представить Базар начала 20-х или даже Базар 30-х, мне всегда не хватало не просто деталей моего воображения, а некоего визуального компонента, исторически и предметно правдивого, из той эпохи. Пятнадцать фотографий, датированных 1925 годом, которые, отсканировав, переслал мне Эндрю Созанский, просто раскрыли увиденные образы господского поместья, семейства Респалдиз, их пса Сфинкса.

В 20-х годах Фердинанд Респалдиза (во всяком случае, если полагаться на фотографии) выглядел подтянутым, с оливковым взглядом испанских глаз, с усами, как и надлежало кавалеристу. Одет в безукоризненный темный пиджак, в непременных галифе, белая рубашка с бабочкой, с манжетами на запонках. Утонченные манеры, светский кавалер под шестьдесят. На другой фотографии Фердинанд и Матильда сидят в мягких креслах, над ними – картина в позолоченной раме (какой-то парусник). Фердинанд при галстуке, на этот раз на нем – темный костюм в белую полоску, Матильда в шелковом платье, с наброшенным на левое плечо меховым палантином, в левой руке – сигарета. Фердинанд смотрит мимо фотоаппарата, немного наискосок, а Матильда – прямо, она немного кокетничает с фотографом, как-то по-особому с ним заигрывает. Респалдизы, похоже, собираются в гости или же возвратились откуда-то, возможно, даже из Малых Залещиков, где проживала старшая Матильдина сестра Ева вместе с супругом – графом Фелицианом Мор-Корытовским и сыном Эразмом. Корытовские владели большими поместьями, которые их сын Эразм после смерти своего отца растранжирит во Львове на проституток и развлечения. А после войны будет работать в Британии (как пишет Анджей Созанский – «на телеграфных столбах»).

Полковник польской кавалерии Фердинанд Шевалье де Рес-палдиза каждый год, как обычно, ранней весной стоял возле самого большого окна своего дома, окруженного парком и садом, и смотрел, как лакей Антох и конюх Михал отстреливают по его приказу ворон. Больше всего не любил Фердинанд в этих краях ворон. Тут, в Восточной Галичине, пронзительные мартовские ветры раскачивали дом и Фердинанда, а слизываемый этими ветрами снег, казалось, примерз навечно к земле. В начале марта вороны справляли свою воронью свадьбу, они мостили гнезда в кронах парковых деревьев, не обращая внимания на Фердинанда в окне и даже на Антоха и Михала с ружьями наизготове. Антох, Фердинандов лакей, ни в какой армии не служил, поэтому ружье держал словно супницу, налегке, но немного опасаясь. Фердинанд, кадровый военный, это видел. Конюх Михал, бывший улан расквартированного в Садгоре восьмого уланского полка, метко сбивал с деревьев птиц, и они падали, кровавя уже подтаявший мартовский снег. Антох вскоре исчез из поля зрения Фердинанда, а Михал все еще собирал убитых ворон и закапывал в примерзшую землю в конце сада.