Естественно, мне в своем рассказе приходилось избегать деталей и нюансов. Я пока в душе не имею понятия, что это за семейка. Что из себя представляли в 1927 году Марта и Генрих. Чисто теоретически, немка не должна знать об аресте отца, если она обычная дамочка, не касающаяся определенных кругов, связанных с разведками и всей этой темой. Однако опыт показывает, теория с практикой у меня не сильно сочетаются. Поэтому, лучше не говорить чего-то конкретного, дабы не поймали на лжи.

– Бедный… Бедный мальчик… – Всхлипнула немка, подалась вперед и крепко прижала меня к себе.

Впрочем, учитывая, что она и ростом была ниже, и комплекцией меньше, скорее я ее прижал.

Вот уже после известия о печальном событии,(как-то невзначай упустив момент с перемещением “сироты” из Советского Союза в Хельсинки), я активно принялся рассказывать о своих мечтах стать актером. Надо было забить дамочке голову какой-нибудь знатный ерундой, а та легенда, которую мне выбрал Мюллер, знатной ерундой и являлась.

– Прости… кем? – Переспросила фрау Марта, когда ей удалось втиснуться в поток моих восторженных дифирамбов мировому кинематографу вообще и немецкому вчастности.