Во время грехопадения вместе с человеком пала вся Вселенная, и ее падение продолжается до сих пор. Вселенная начала двигаться в направлении от порядка к беспорядку, от гармонии к хаосу. В результате грешной природы человека, начало которой положило грехопадение, человеческая раса погрязла в пороках, разврате и извращениях. Бог неоднократно призывал человечество к покаянию, но по-настоящему измениться без чудесного вмешательства Бога человек уже не мог.

Зачем я все это так подробно рассказываю? Да просто потому, что, не зная, откуда мы, мы никогда не узнаем, кто мы.

Стихотворный диалог Пушкина и святителя Филарета

Однажды митрополит Филарет служил в Успенском соборе. Пушкин зашел туда и, скрестив по обычаю руки, простоял всю длинную проповедь. После обедни возвращается домой.

– Где ты был так долго? – спрашивает жена.

– В Успенском. – Кого там видел?

– Ах, оставь, – отвечает он и, положив голову на руки, зарыдал.

– Что с тобой? – встревожилась жена.

– Ничего, дай мне скорее бумаги и чернил[4].

После этого родились строки:

Митрополит Филарет ответил на эти стихи:

В ответ митрополиту Филарету Пушкин написал «Стансы»:

Первоначальный текст последней строфы, измененный по требованию цензора, был таков:

Увы, родители мои не были верующими людьми и не жили церковной жизнью: не молились Богу, не ходили в церковь, не принимали Святых Таинств и не соблюдали постов. Но все-таки мои дедушки и бабушки воспитали их в духе заповедей Божиих, поэтому они старались жить по совести и меня учили тому же. Но не в коня корм, как говорится. К десяти годам я твердо помнила, что нельзя лгать, воровать, завидовать, жадничать, что надо почитать родителей и стараться делать близким только хорошее. Однако эти заповеди мне вовсе не нравились, и следовать им я не собиралась. Я искренне не понимала, почему нельзя украсть понравившуюся мне ручку, наврать про двойку или прогулянные уроки, или нахамить в автобусе какой-нибудь не в меру активной тетеньке. И такая жизнь меня вполне устраивала. Конечно, меня ставили в угол, драли ремнем, и однажды я целую неделю летних каникул просидела дома под замком. Наказания эти я воспринимала как досадную обузу родительской любви, как некий неизбежный довесок к семейной жизни.

Когда я выросла и уехала из дома учиться, в моей жизненной позиции мало что изменилось. Главным моим принципом в то время было: «что хочу, то и делаю», и я вовсе не задумывалась о том, действительно ли мне хотелось того, что я совершала.