Дверь открыл отец. Обычно улыбающийся, он был взволнован. Мама стояла в конце коридора, скрестив на груди руки. Ее выражение лица было страдальческим, хотя никто не умирал.

– Надеюсь, вы вдвоем? – сходу спросила я, не тратя времени на прелюдии.

– Да. Эрик ушел. Сам. – печально произнесла мама.

– Прекрасно. Тогда, пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь, – решила я не ходить вокруг да около. Мама вздохнула.

– О чем ты хочешь узнать?

– Что вы скрываете от меня? Зачем так со мной поступили? – я со слезами на глазах посмотрела на нее.

– Дорогая, я не понимаю.

– Что? Что ты не понимаешь? Почему Эрик сказал, что я фотограф, если я работала пилотом? Где все мои вещи? Что со мной произошло? – вопросы, не дающие мне покоя, лились рекой, вперемешку со слезами.

– София, мне очень жаль. Эрик просил подождать, дать тебе время. Он обещал, что сам все расскажет, – тихо сказала она. – Да и врачи говорили, что ты должна сама вспомнить.

– Что со мной произошло? – я повторила свой вопрос.

– Я не знаю. В тот ужасный день мне позвонил Эрик. Он сказал, что ты в тяжелом состоянии в больнице. Я была так потрясена, что не помню, о чем еще он говорил.

– Как он узнал, что я в больнице?

– Ему позвонили, как близкому родственнику, к счастью, он был в Москве в тот день, – призналась мама.

Я слушала, впитывая каждое слово.

– Зачем он приехал в Москву? И как я там оказалась?

– Ты оставалась в этом городе в перерывах между рейсами, – сказала мама. А затем она разрыдалась. Папа не выдержал наших слез и незаметно ушел на кухню, давая возможность поговорить.

– Успокойся и объясни по порядку, – попросила я.

– Эрик поехал в Москву встретиться с тобой. Ты собиралась бросить его ради нового бойфренда, Филиппа. Он сказал мне, что вы поссорились и ты останешься дома. Эрик планировал дождаться пока Филипп уедет и поговорить с тобой, заставить вернуться, – мама говорила, сбиваясь, ее губы дрожали. – А потом произошло это страшное событие. Я вылетела первым же рейсом, молясь, чтобы ты осталась жива. Мне не сказали ничего о причине аварии. Врач вообще не хотел говорить со мной, объяснив, что этим занимается полиция. Они дали понять, что мне не стоит совать свой нос в это дело. Сказали радоваться, что ты осталась жива. Как только тебе стало лучше, мы привезли тебя из Москвы сюда.

– Значит, я была не одна в машине? – в голове роились мысли. Почему Артур ничего не сказал про Филиппа? Наверное, это тот самый мужчина, появляющийся во снах. Грудь сдавила невероятная тоска. Что, если я была с ним в момент аварии. Вдруг он погиб?

– Я не знаю. Мне было не до этого, – вздохнула мама. – Главное, что с тобой все стало хорошо. Ты что-нибудь вспомнила?

– Всего лишь обрывки… – сквозь слезы ответила я.

– Эрик… – начала мама.

– Не говори мне про него ни слова. С ним покончено! – со злостью сказала я. – Он – редкостная сволочь.

Я рассказала маме, что произошло, исключая пикантные подробности между мной и Артуром.

– Мне жаль. Я рассчитывала на то, что у вас все наладится, – печально сказала мама. – Похоже, сейчас он показал свое истинное лицо. Прости меня.

Она посмотрела мне в глаза и сжала руку.

Я помолчала, но потом постаралась улыбнуться. Не могу злиться на нее, даже если она ошиблась.

– И что теперь? – спросила мама. – Ты решила, что будешь делать?

– Честно говоря, не знаю. Мне нужно попасть домой и забрать одежду – я сбежала как есть, почти в тапочках.

Мама покачала головой:

– Ну и ну… знала бы я, что он решится распускать руки!

Я вздохнула. Иногда нам кажется, что мы хорошо знаем наших близких. И вот в одночасье они могут стать чужими, посторонними, гораздо более далекими, чем простой прохожий.