– Милый, – затараторила Елена, опасаясь, как бы Генек, не любивший отвечать на звонки с неизвестных номеров, не отключился бы, не дослушав, – это я. У меня телефон испортился. Утонул, в общем. Ты мне не звони, мой телефон сдох окончательно. Я его в воду уронила.

– И ты его, конечно, сразу включила, своего утопленника? – саркастически поинтересовался Генек в трубке.

– Ну, да, – откликнулась Елена, – ты же мне должен был звонить. Я волновалась…

– Поздравляю! – на другом конце линии связи Геннадий даже и не скрывал свой сарказм, – теперь мы ещё и без связи.

И он тотчас отключился.

Елена на нетвёрдых ногах потащилась в офис. Она немного успокоилась по поводу своего мужа, но одновременно внутри неё нарастала тревога, связанная с работой. «Этот Гореньков точно не успокоится, пока не добьёт меня. Вот увидит сейчас главбуха, грязного и с порванными штанами, и совсем уважать перестанет», – копошились в мозгу невесёлые мысли.

Зайти в таком виде в бухгалтерию она не могла, поэтому осторожно пробралась в приёмную директора и жестами вызвала секретаря Свету в коридор.

– Светочка, милая, помоги. Мне надо срочно привести себя в порядок, – прошелестела Елена трагическим шёпотом.

Света ахнула и с энтузиазмом бросилась помогать несчастному главбуху. Секретарь достала из стола ключи и открыла пустой и гулкий актовый зал, притащила нормальные нитки и ножницы, влажные салфетки и горячий чай в дымящейся кружке. Минут через пятнадцать Елена снова ощутила себя нормальным человеком, даже настроение поднялось. Следы уличного происшествия были, если не ликвидированы окончательно, то по крайней мере незаметны внешне. Горячий чай словно чудодейственный бальзам вернул силы и румянец на щёки.

Но весь этот оптимизм мигом улетучился, когда она, подойдя к двери своего кабинета и взявшись за ручку, услышала оттуда голоса. Первый голос, мужской, Елена узнала сразу – разумеется, это был новый сотрудник Николай-чёрт-его-подери-Петрович. Эти барственные, немного тягучие интонации за утро уже успели хорошо врезаться в память главбуха. Правда, теперь они звучали не властно, а скорее игриво. Слова не разобрать, но, судя по тону, Гореньков пребывал в отменном настроении. Как и его невидимый партнёр, женщина. «Чей же это откровенно кокетливый голос?» – гадала Елена, которая никак не могла соотнести собеседницу Николая Петровича ни с одной из своих сотрудниц. Ей даже в голову никак не приходило, кто может вот так недвусмысленно раздавать авансы и вертеть хвостом перед незнакомым мужчиной. «Неужели это Ниночка?» – спросила саму себя Елена и осторожно, дабы не вспугнуть воркующих, приоткрыла дверь кабинета и заглянула внутрь.

Её усилия оказаться незамеченной не понадобились, двое в кабинете были настолько увлечены друг другом, что вряд ли заметили перед собой стаю несущихся от пожара жирафов. Ноги Елены подкосились сами собой – в кресле главбуха, уютно устроившись, сидела… её заместитель Ольга Александровна. Ольга Александровна раскраснелась, одна прядь из всегда безукоризненной причёски выбилась и легла на лицо, а улыбку широты, подобной той, которая блуждала на её лице, до этого момента Елена видела разве что у клоунов в цирке. Гореньков сидел на краешке стола, близко склоняясь к собеседнице, одна рука его лежала на спинке её кресла очень близко к спине, поэтому издалека казалось – Николай Петрович обнимает Ольгу Александровну, а та исключительно рада его вниманию и почти положила голову Горенькову на плечо.

Елена так же тихо как зашла, затворила дверь в свой кабинет и осталась стоять около косяка, ноги её не слушались. «Так вот оно что! Теперь понятно, почему Оля столь быстро меня отослала. Такими темпами она займёт кресло главного бухгалтера раньше, чем я брюки зашить успею. А я-то, пустомеля, всегда ей доверяла, а оно вон как оказалось на поверку. После этих объятий она не иначе, в гору пойдёт! Вот бы сейчас завалиться в собственный кабинет и отчитать Олю, которая без спроса там расположилась, поставить её на место. Да как это сделаешь, когда сзади дырка, а руки трясутся?!» – мысли беспорядочно скакали в голове Елены, бессистемно перепрыгивая с одного на другое. Она закрыла глаза руками детским жестом, будто эти «прятки» могли изменить реальность.