Удивительно, как все оказалось просто! Дорога к нашему примирению всегда была открыта – мне лишь нужно было сделать первый шаг.

Поборов свою гордыню, я совершила этот прорыв – положила конец нашей молчаливой войне, длившейся четыре долгих года. Наше противостояние окончилось примирением. И все прошло потрясающе! Отец просто обнял меня – и с того момента мы больше никогда не возвращались к обсуждению причин нашей размолвки. Как и не обсуждали того, что послужило толчком к примирению. Отец принял меня без назиданий и упреков – всем своим сердцем. Как и полагается любящему родителю, не требуя от меня извинений, не ожидая покаяния. Он просто простил меня.

Так началось наше золотое время. Время душевного сближения. Папа делился со мной мыслями о романе, который он все еще писал. И я, как и когда-то в детстве, слушала по ночам успокаивающий стук его пишущей машинки: так-тактак-тактактак-так… Мне очень хотелось признаться отцу, что и меня тянет сочинять истории, придумывать свой мир, излагать его на бумаге. Но я боролась с собой – и со своим призванием. Я говорила себе: «Забудь о писательстве. Вряд ли у тебя есть талант. Ты – не папа. Этим делом ты никогда не заработаешь на жизнь».

К тому же мне было страшно разочаровать отца.

Тем не менее, мы все сильнее и сильнее сближались. Мне казалось, с каждым годом я узнаю его все лучше. Я была уверена, что теперь-то он для меня – открытая книга. Но как же сильно я ошибалась!

Папе все-таки удалось удивить меня.

Когда мне исполнилось тридцать два, я получила известие о его кончине. Случилось это как раз накануне празднования Дня отца. После похорон, приводя в порядок его рукописи и документы, я наткнулась на черновик – незаконченный рассказ в форме любовного письма, посвященный моей маме. Я была поражена, сколько теплоты, сколько чувств и сколько нежности было в этом незавершенном творении! Это было настоящее признание в любви – романтический портрет моей матери. И было трудно поверить, что все это написал мой отец. Такой суровый, такой сдержанный и скупой на проявление чувств человек. Оказалось, он был безнадежным романтиком! Сентиментальным, переполненным нежными чувствами мужчиной, надежно прятавшим свои эмоции за броней внешней суровости. Я не могла в это поверить! Да и никто бы не поверил.

Когда я спросила маму, знает ли она что-нибудь об этой рукописи? Она сказала, что впервые слышит. И это навело меня на мысль, что отец при жизни никому и никогда не показывал этого сочинения. И, вероятно, я была первым человеком, кто узнал о его сентиментальных чувствах по отношению к маме. Я была первая, кто узнал его сокровенную тайну (словно папа решился открыться мне после смерти).

И это заставило меня скучать по нему еще больше.

Ирония в том, что, когда папа умер, я увидела его с совершенно незнакомой стороны. Возможно, все так и должно было быть – именно по этим правилам следовало развиваться нашим взаимоотношениям. Большую часть жизни я не понимала отца. И лишь когда он умер, мне предоставилась возможность познакомиться с ним по-настоящему и узнать, каким он был человеком, – оценить его скрытую романтическую натуру.

Возможно, не случайно я нашла эту рукопись после его смерти. Думаю, так он подал мне знак, чтобы я следовала своему призванию и выбрала то, что мне по сердцу. А мне всегда хотелось сочинять истории. Писать, как папа. И как он, склонившись над рукописью, выстукивать по ночам: так-тактак-тактактак-так… И сейчас, когда я пишу эти строки, я чувствую, что мой отец рядом – он заглядывает мне через плечо и читает написанное.