Интерстициальный цистит – не повод для шуток, хотя улыбка и юмор помогают в самой сложной и тяжелой ситуации. Это болезнь, которую не принято обсуждать в обществе. Впрочем, сейчас я без стеснения произношу слова «мочевой пузырь», как если бы я говорила «нога». Я не скрываю своих проблем, и мои друзья не осуждают меня, когда я извиняюсь на полуслове и несусь в туалет. Члены моей семьи не сердятся на то, что наша поездка в отпуск в Смоки-Маунтинс теперь занимает не десять, а тринадцать часов.

Все больные хроническими заболеваниями знают, что недуг резко меняет стиль жизни, не спросив человека, хочет он этих изменений или нет. С тех пор как я заболела, я стала более терпеливой, и во мне появилось больше сострадания к людям. Я понимаю, что закрывающий мне проход к туалету мужчина может страдать от болезни ног, а женщина, которая никак не сделает заказ у стойки в ресторане быстрого питания, возможно, недавно перенесла инсульт. На лице у человека не написано, чем он болен. Но и больные люди должны жить.

Мне не нужно сострадание. Я просто прошу, чтобы люди быстрее отошли в сторону и пропустили меня к туалету, где меня ждет мой фарфоровый бог.

Кэйти ЛаМарш

В каждом наборе для выживания должно быть чувство юмора.

Неизвестный автор

Есть такое выражение: «Веди или следуй, не мешай или отойди». Мой девиз звучал немного иначе: «Отойди и не мешай. Я тебя веду, а ты следуй за мной». У меня было всего две скорости: полный вперед и сон. Здоровье никогда меня не подводило. Никакого лишнего веса, все зубы и волосы на месте, и я всегда выглядел моложе своих лет. В моем лексиконе не существовало слов «Я не могу», и я всегда сохранял оптимизм. У меня были красавица жена, чудесные дети, богатый дом и хороший доход.

Однажды я обнаружил небольшую опухоль на правой стороне шеи. Я думал, что это просто какое-то воспаление. Мой врач был другого мнения. Он посмотрел мне в рот и побледнел. Я не желаю никому увидеть такую реакцию врача во время осмотра.

– Что это? – спросил я.

– Вы действительно хотите знать? – ответил он. Черт возьми, конечно, я хотел знать!

– Похоже на рак правой миндалины, – сказал врач. – Сейчас отрежу кусочек на биопсию, – продолжил он и что-то оторвал мне внутри горла, от чего обильно потекла кровь. В тот момент я думал не о раке, а о том, как бы не захлебнуться собственной кровью.

У меня ничего не болело, и выглядел я совершенно здоровым. Я играл в гольф и каждую неделю стриг траву на газоне перед домом. Я работал и не уставал. Я не курил, занимался спортом и хорошо питался. Может быть, доктор ошибся?

Через несколько дней он перезвонил мне. Увы, это был рак.

– Что мне теперь делать? – спросил я.

Врач ответил, что я должен пойти на прием к онкологу.

Среди прихожан церкви, в которую я ходил, был один онколог. Я позвонил ему, и он назначил время посещения. Я сидел у него в приемной с моей женой Дебби и сыном Грантом и рассматривал картины и скульптуры, украшавшие комнату. Помню, тогда я подумал, что лечение рака – занятие прибыльное.

Потом нас провели в кабинет доктора Кирби Смита, который пожал нам руки и предложил сесть. Он заложил ногу на ногу, достал лист бумаги и начал разговаривать с нами так, будто у него в тот день больше не было ни одного пациента.

Потом он в подробностях рассказал, что меня ждет, и добавил: «Ник, не теряй чувства юмора и позитивного отношения к жизни. Это тебе поможет все пережить». Потом, когда мне действительно было несладко, я вспоминал молитвы и совет доктора Смита.

Я был уверен, что Господь мне поможет. Каждое утро пять дней в неделю на протяжении семи недель меня лечили радиацией. Во время процедуры, которая занимала тридцать минут, моя голова была пристегнута к столу так, что я не мог ею пошевелить. На голову надевали устройство, которое я называл «обтекателем Бэтмена». Это была белая нейлоновая сетка, сотканная по размеру моей головы, лица и плеч. Вшитые в ткань болты привинчивали к столу. Вокруг двигалось устройство, из которого шел направленный поток радиации. Все полчаса процедуры я молился.