Венды, каждый по очереди, как только Любомысл называл их имена, серьезно кивали головам. Конечно, они б ни в коем разе не пустили княжича вниз, если бы что-то чувствовали! Но их всегда безошибочное, почти что звериное чутье, чутье охотников и следопытов, на этот раз молчало. Они точно знали, что внизу никакая опасность Добромилу не грозит. Ну, а мальчику полезно потихоньку вырабатывать в себе смелость. Все-таки Добромил будущий князь. Предводитель… Вождь…
Мальчик между тем ловко подпорол кончиком своего небольшого поясного ножа крепкие швы, и вытянул первую длинную нить:
– Вот, Велислав, такой длины пойдет? Как считаешь?
– Конечно пойдет, Добромил! Только надо и на серебряных пластинах, что нам сейчас Прозор накует, и на древке стрелы зарубки сделать, чтобы все крепче держалось. Давайте все этим займемся – хочется быстрей надежное оружие в руках держать. Тогда и страх исчезнет. Надеюсь, что эти серебряные стрелы нас от нежити спасут.
– Спасут, спасут, Велислав! – крякнул Любомысл. – Ты не сомневайся. Конечно, маловаты кусочки, но для мелкой нежити сгодится! Непременно должны прибить! А если здоровая тварь попадется, те если не убьет, то отпугнет точно, да еще и поранит. А раз рану нанесет, то нежить опасаться станет. Это дело известное, не мы первые, не мы последние…
Меж тем, Прозор, Милован и Борко, рьяно принялись за дело; нарубленные кусочки серебра они плющили в тонкие пластины, несильно постукивая молотками, а затем наносили ножами наносили на поверхность и по краям зарубки. Княжич со своим наставником Любомыслом занялись стрелами, делая ниже наконечников мелкие углубления.
– Знаешь, князь, мне кажется, ты чем-то опечален?.. – спросил Любомысл, беря очередную стрелу. – Иль не так?.. Иль ошибаюсь? Если ты нежити боишься, то не сомневайся, Добромил, все вместе мы ее запросто одолеем! Нечего ее бояться! Нам главное до утра спокойно дотянуть, а там, глядишь, солнышко выйдет: и не станет никакой нежити. Исчезнет до следующей ночи! А мы тем временем волхвов и ведунов искусных соберем. Пусть они кудесничают – это их дело. Мигом эту дрянь разгонят. И снова тут чистое место станет. Не надо нам в наших лесах пришлой жути! Своей хватает. Своя-то нечисть она знакомая, и опасаться ее не стоит! Издавна с ней ладим: мы ее не трогаем и она нас не касается. Наши лешие, русалки – они безобидные, а домовые – так те вообще чуть не друзья.
– А если ты печалишься, что наши дружинники погибли, – подхватил Велислав, – так они воины, Добромил! И перед Смертью-Мораной вели себя достойно. Они мужчины! Наши воины уже в Ирии. Не будет их бог Велес на своих лунных пастбищах держать, отпустит их с добром, ни к чему Велесу наши дружинники. И Чернобог с Ящером их не получат… И пойдут они по лунной дорожке к новой жизни… Нам радоваться за друзей надо, веселую тризну по ним справить. Ты же знаешь, не принято у вендов за ушедших в иной мир печалиться. Да и во всей Альтиде по ушедшим всегда веселье празднуют. Тем, кто в Нижний Мир пошел, легче: не отягощают их путь слезы близких. Хотя я слышал, что у других народов, наоборот, слезы льют… Так ведь Любомысл?
– Так, так, Велислав, – ловко делая неглубокие зарубки на древках стрел, ответил старик, – все правильно сказал. Те люди, которые иным богам поклоняются, считают, что по покойнику горевать надо и слезы лить. Только неправильно это, не по-людски…
– Нет, Велислав, я не о воинах, я о другом задумался, – тихо сказал мальчик. – Знаешь, когда я перстень, который мне матушка на шею повесила, вам показывал, ее слова вспомнил: "Этот перстень носили все мужчины в нашем роду, и передавать его должен мужчина мужчине… Но не получилось так: его мне мой отец, воевода Годослав, перед тем как навсегда уйти вручил, а теперь вот я, женщина, тебе его отдаю. Жаль, что не дед тебе его передал – радовался бы, что его род продолжился…"