BESAME, ВESAME MUCHO

Вчера вечером легли с Мавриком спать, муж остался в Москве. Кот уютно свернулся калачиком под боком и мирно мурчал, несмотря на потерю голоса. Обычно по вечерам я слушаю его громкие песни. И только мы собирались погрузиться в объятия Морфея (не путать с морфием:), как за окном раздались… переборы гитары, и чей-то незнакомый голос запел: «Бесаме, бесаме мучо-оооо!»

Это было так неожиданно и странно! Только представьте: деревня, ночь, за окном – лопухи, кусты сирени и всё тот же вид на кладбище. И вдруг – серенада, да ещё и на испанском…

Маврик тут же подорвался и побежал на подоконник смотреть в окно, кто этот мучачо, которому неймется в неурочный час, что он осмелился потревожить наш покой :) Обычно это прерогатива самого Маврика, ну или молдавских соседей, закатывающих шумные пьянки за нашей стеной. А тут вдруг какой-то пришлый гомосапиенс, решивший сорвать все лавры.

Мне тоже было любопытно, но я так умоталась за день, что лень в итоге перевесила, и я решила не выбираться из теплого уютного гнёздышка. Так это и осталось очередной загадкой нашего пребывания на этой странной даче…


КОШКА МОРОШКА

Помните мой рассказ про серого уличного пирата с разорванными ушами и шрамом через всю морду? Я, честно говоря, думала, что эти «знаки отличия» он приобрел в неравной схватке с деревенскими, возможно, охотничьими собаками… Соседка же уверяет, что это Морошка его так покалечила. Хотя, глядя на ее миниатюрные размеры, в это было крайне сложно поверить. А в один из дней выхожу на двор и застаю «картину маслом»:

Морошка, выгнув спину дугой и растопорщив хвост, из-за чего он стал похож на ёршик для мытья бутылок, только зашипела на серого котяру, как минимум дважды превосходящего её в размерах, как тот, поджав огрызок своего куцего хвоста и приплющив к изуродованной черепушке подранные уши, пулей летел через весь двор, перемахнув через изгородь – так, что только пятки сверкали!

И я вновь подумала:

«Ох, и непроста ты, кошка Морошка, совсем непроста!..»


И СНОВА МИСТИЧЕСКОЕ…

На следующее утро после ночной серенады перед палисадником я обнаружила в нём странный распустившийся цветок – с жесткими, почти колючими лепестками. Спрашиваю у соседки, которая всё знает, что за цветок такой яркий? На чертополох не похож вроде…

– Так бессмертник это, на могилках обычно растет! А ты где его сорвала-то? – а в глазах уже плещется плохо скрытое беспокойство.

– Сегодня утром в моём палисаднике расцвёл. Накануне ещё не было! – отвечаю, пожимая плечами.

– А-ааа, поня-яяяятно, – тянет соседка, как бы решая про себя, продолжать ли этот разговор. Я стою, её не тороплю. И вот она всё же решается:

– А ночью все было в порядке? Ничего странного не происходило?

– Да нет вроде, – отвечаю, – в доме всё было тихо и спокойно, никакие духовки больше не открывались, если ты об этом…

А сама всматриваюсь в ее лицо, стараясь понять причины обеспокоенности.

– А, ну ладно тогда, значит, все хорошо! – облегчённо выдыхает соседка и уже разворачивается, чтобы уйти. И тут я вспоминаю про полуночную музыку за окном и говорю:

– Вот только кто-то песню пел под гитару. Но это не в доме, а на улице было. А ты, кстати, не слышала?

– Нет, – отвечает, – моя спальня на 2 этаже и окнами на другую сторону выходит. А что за песня была? Не на испанском ли языке? – и напряжёнными глазами буквально впивается в мое лицо.

– Ну да, – хмыкаю я, – пели «Besame mucho», только откуда ты знаешь, если, говоришь, что не слышала? – и в свою очередь испытующе смотрю на неё, подозревая какой-то подвох.

– Так здесь все соседи об этом знают! Анну-то как схоронили, на девятый день в полночь под окнами её спальни слышали музыку и пение не по-нашему. Через год снова – в эту же ночь и ту же песню. И каждый год это повторяется! Через окна виден только неясный мужской силуэт с гитарой. А сколько раз ни пытались его подловить – выходили на улицу, а его уже нет, растворился, как будто и не было!