– Митяй, Митяй, я все поняла! – жарко заговорила я в трубку, беспардонно разбудив брата-участкового срочным звонком. – Дело было так…

– Я, Ляся, тоже все понял, – беззлобно, с кроткой грустью, ответил Митяй сквозь зевок. – Ты послана мне в наказание. За грехи мои тяжкие…

– Это какие же у тебя грехи? – невольно заинтересовалась я.

– Тебе прямо сейчас исповедаться или ты сможешь подождать до утра?

– Не смогу, – вздохнула я. – Хотя твоя исповедь тут совершенно ни при чем. Я, Митя, поняла про ларец: его спрятали в клумбе!

– В какой еще клумбе? – спросил он.

А «какой еще ларец?» не спросил, значит, понял, о чем я.

– У Буряковых перед домом большая цветочная клумба, ты ее видел, это какой-то дикий лес, филиал амазонских джунглей.

– Ну! И что?

– А то – когда Соколов вломился в мой дом, ларца у него с собой не было. А роза была! И срезать ее он мог только на клумбе бабы Дуси, больше негде. То есть сначала он залез в клумбу, а уже потом в мой дом.

– И?

– Не спи! Смотри, все складывается: Соколов с огорода протопал во двор Буряковых, зашел в дом – дверь, разумеется, была открыта, тут это норма, а хозяева по какой-то причине отсутствовали…

– Семен за хлебом ходил, а бабка в сортире сидела, это я уже выяснил, – наконец-то включился участковый.

– Ну вот! Соколов вошел в дом – и прямиком в гостиную, цапнул под образами ларец с шишаком, тут же вышел, залез в ту клумбу и спрятал там ларец!

– И пошел дальше по хатам? – усомнился Митяй. – Ладно, предположим, он знал про бабкин шишак и шел конкретно за ним. Информация-то была не секретная, про шишак этот вся округа в курсе. А к тебе-то он зачем попер? Я что-то не слышал, чтобы у тебя какие-то родовые сокровища хранились.

– Резонный вопрос, – неохотно согласилась я.

В самом деле, не за папиным же хрустальным бокалом охотился этот уголовник!

– Может, он у меня спрятаться думал? Сколько дом стоял пустой, пока я его не купила, – полгода, год?

– Да даже поболе, – припомнил Митяй.

– Ну вот! Соколов мог не знать, что у этого дома появилась хозяйка!

– Слабенькая, конечно, версия.

– Сейчас я ее усилю, – пообещала я. – Слушай сюда: десять минут назад я нашла в буряковской клумбе перламутровую голову!

– Что ты там нашла?!

– Фрагмент инкрустации, украшающей крышку ларца!

– Да? – Митяй немного помолчал. – Слушай, а что ты делала в этой клумбе? Ночью! У тебя же в доме есть свой теплый сортир…

– Фу на тебя, Митяй! Как ты мог подумать! – обиделась я. – Вот с чего бы мне?

– Ну, мало ли… Может, живот прихватило так, что до дома добежать не успела… Или, может, ты это из чувства прекрасного – чтобы на свежем воздухе, да под луной, в цветочках…

Митяй захихикал, и я поняла, что надо мной откровенно издеваются.

– Ах, тебе смешно? Ну, тогда я тебе еще вот что скажу: я не одна была там, в клумбе под луной!

– Что, снова экстремальный бац-бац? – Митяй уже не хихикал, а ржал. – Как романтично!

– Да тьфу на тебя! – Я психанула и отключила связь.

И эти люди – я имею в виду сотрудников полиции – еще жалуются, что добропорядочные граждане им не помогают! Тут и захочешь помочь, даже попытаешься это сделать – с открытым сердцем, со всей душой, – а тебе в эту открытую душу цинично наплюют!

– Ну и ищи его сам! – сказала я выключенному телефону, адресуясь к Митяю и имея в виду пропавший ларец, благополучно переждавший легкий шухер с его неактивными поисками на клумбе и, возможно, уже покинувший ее вместе с той неизвестной личностью, которая, сама того не зная, составляла мне компанию в цветочных джунглях…

Утром я проснулась с твердым намерением безотлагательно взяться за работу и закончить уже статью. В конце концов, что за глупость, расхлябаность и безответственное увлечение деревенскими тайнами? Кормит-то меня древнейшая профессия – журналистика, а не устное народное творчество!