Месяц спустя.

Рабский загон был забит под завязку. Рыдающие дулебские бабы обнимали детей, понимая, что могут их больше никогда не увидеть. Их мужья, избитые до синевы, сидели рядом, и тоже не выглядели веселыми. Каждое второе слово, которое здесь звучало, было проклятием в адрес хитроумного вождя, который навлек на них гнев богов. Еще бы, они презрели законы гостеприимства, и обманом продали хорутан, что жили по соседству. Хотя, конечно же, хорутане и не люди вовсе. Они воры, разбойники и негодяи, с которыми честные дулебы бьются уже не одно десятилетие. А посему мысль вождя показалась тогда родовичам очень остроумной и заслуживающей всяческого внимания. Так небольшой дулебский род внезапно разбогател, пригнав к старому другу Хуберту три десятка мужиков на продажу. Цена была прежней. За одного человека – один топор или два копья из хорошего железа, и теперь будущее казалось им безоблачным. Они радовались недолго, и всего через два месяца хорутане пришли вернуть должок с процентами, о которых дулебы не имели ни малейшего представления.

Ворота загона отворились. В них зашел молодой парень с не возрасту острым взглядом, а с ним – десяток налетчиков-хорутан и какой-то смуглый франк с вьющимися смоляными волосами. На физиономии его было написано неописуемое удивление и смесь радости с жадностью. Хорутане оперлись на трофейные копья, презрительно поглядывая на униженных соседей, а парнишка и франк начали беседу на латыни, которую тут никто не понимал.

– Я выполнил уговор, – сказал парень.

– Ты забыл добавить «хозяин», – злобно посмотрел на него чернявый купец. Без сомнения, это был Приск.

– Мы сейчас рассчитаемся, и ты отдашь мне грамоту с вольной. А потом мы пойдем к дворцовому графу, и ты при свидетелях меня отпустишь, – спокойно ответил парень. – И добавил с нажимом. – Хозяин!

– А если я не стану тебя отпускать и продам Хуберту, наглый щенок? – в ярости выплюнул купец. – Что тогда?

– А тогда я мигну парням, и они зарежут тебя прямо здесь. Ты же богохульник и лгун. По всем тутошним обычаям ты и не человек будешь, а кусок дерьма. Графу этими рабами виру за твое убийство заплатим и уйдем в леса, – парень был само спокойствие, а в его глазах читалась решительность.

– Кто. Ты. Такой? – раздельно произнес купец, ощущая на своем горле холодное железо тесака.

– Я Само, забыл? – издевательски произнес парень. – Можешь осмотреть товар. Лют, отпусти его! Еще зарежешь ненароком, а он еще не расплатился.

Дулебов поднимали по одному, разглядывая, как скотину на торге. Молодых и симпатичных девок, ревущих от стыда, осмотрели первыми, без стеснения раздевая под гогот стражников. Это было их любимым развлечением. Крепких баб, годных к работе, раздевать не стали, нечего там смотреть, кроме зубов. Мужиков Приск тоже осмотрел придирчиво и остался доволен, хоть и старался не показать вида. Впрочем, ему нечего было сказать. Само выполнил свой уговор.

– Не забывай, «хозяин», что я десять лет постигал эту науку, – внимательно посмотрел на него раб, вольная на которого лежала в сумке купца. – Все без обмана. Крепкий мужик за каждого из моих парней, пять молодых девок – за меня, а остальных ты покупаешь по честной цене. Таков был уговор, и свидетели это подтвердят.

– На, подавись, – купец в раздражении вытащил свиток и сунул в руки Самослава. – Сделку закончим и пойдем к графу. Я от своих слов не отказываюсь. А твоих людей я и освобождать не стану. Мне что один венд, что другой. Вы, животные, все на одно лицо. Будем считать, что я купил у Хуберта этих, – и он ткнул пальцем в унылых дулебов.