– Ну, ну, – прервал его Лясота, – этого уж они не дождутся. В Ольшове сидит старый Белина, он уж ко всему ранее приготовился и не дастся им в руки, хоть бы пришлось и год продержаться. Я Белину знаю. Люди смеялись над ним, что он, живя в безопасном месте, так всегда укреплялся, вооружался, окапывался и собирал запасы хлеба, как будто готовился к осаде. Видно, он один знал, что делал.

– При Болеславе все думали, что уж всякая опасность миновала; он один только не верил в обращение и пророчил, что когда-нибудь язычники разрушат костелы, а нас всех – христиан – вырежут.

– Он один только и знал и ведал, что должно было случиться, – со вздохом прибавил Лясота.

– А почему же бы нам, милостивый пан, – заговорил Собек, кланяясь ему в ноги, – вместо того, чтобы ехать за Вислу, до которой так трудно добраться, не направиться в Ольшовский замок? Я бы нашел туда дорогу!

Все помолчали.

– А ты разве хорошо знаешь дорогу? – спросил Лясота.

– Да уж провел бы вас, – поглаживая себя по голове и покачивая ею, отвечал старик.

– Да примут ли нас там? – прибавил старший Долива.

– Ну, как же они могут не принять? – возразил Лясота. – Мы с ними одного рода. Они – мне близкая родня. Белина никогда еще не отказывал в гостеприимстве христианину и рыцарю.

– Да ведь мы не съедим его! – прибавила Спыткова, которая схватилась за эту мысль, как за якорь спасения.

Не возражали и братья Доливы, да и никто не оспаривал этой счастливой мысли – все дело было только в том, каким способом и с какой стороны добраться до Белины. По словам Собека, до Ольшова было полтора или два дня дороги, и надо было подходить к замку осторожно, потому что хоть чернь и отступила от него, но кругом стояли часовые и стража и легко можно было попасть в их руки.

Мшщуй напомнил об этом, а Лясота одобрил план действий. По всей вероятности, чернь не отказалась от мысли овладеть Ольшовым и потому оставила там хоть небольшой отряд.

И на этот раз Собек с готовностью вызвался пойти на разведку. Этого человека – узнав его хорошенько, – невозможно было не полюбить: он никогда не обнаруживал утомления, вечно готов был услужить своим панам, ел мало и спал немного, спрошенный о совете, давал его охотно, но, если его не спрашивали, мог молчать хоть полдня и никому не надоедал. Еще до наступления вечера путники ради безопасности углубились в лес, и Мшщуй тут же уступил Собеку свою роль провожатого.

Весь следующий день можно было употребить не спеша на переезд в Ольшовский замок. И женщины повеселели, ободренные надеждой очутиться вскоре среди своих и не ночевать под открытым небом в лесной чаще, где всегда можно было ожидать нападения Маславовых отрядов и пленения.

III

До рассвета, в пасмурную погоду, пустились в путь. Еще ночью зачастил спокойный осенний дождь, похожий на густую мглу. По уверению Собека, такие дожди предвещали долгое ненастье. Лесные тропинки размокли и стали скользкими, промокли вскоре и путники, а женщины, хоть и кутались во что только могли, чтобы защититься от холода и сырости, продрогли и тоже вымокли.

Спыткова утешала себя разговором с провожатыми, но как только разговор смолкал, тяжелые мысли овладевали ею, и она с трудом удерживалась от слез.

Мшщуй и вчера, и сегодня старался не отлучаться от девушки, ведя под уздцы ее коня и отстраняя ветви, чтобы они не ударили ее. Но Кася избегала даже глядеть на него, а дождь позволял ей так кутаться, что даже глаз ее не было видно.

Старшая пани охотно разговаривала с шедшим около нее Вшебором, изливая на него свои бесконечные жалобы.

А так как тот, кто хочет приобрести расположение дочери, должен понравиться и матери, то Вшебор не тратил времени даром и то, что терял у дочери, старался выиграть у матери. И в душе своей посмеивался над Мшщуем. Мшщуй и без того был сильно не в духе; уже несколько раз на свои вопросы Касе он не дождался от нее ответа.