Быстро синеет вечер. Вновь, я слышу лягушачье кваканье!
– Куааааа! Куааааа! – раздаётся в луже, рядом с домом.
– Хм! – хмыкаю я, вслушиваясь в этот, пока ещё слабый, свадебный хор лягушачьих глоток, – Только сегодня, двадцать третьего числа, очухались! А начали ведь, сквер-стись – аж семнадцатого апреля! Семь дней! Вот, что значит – циклон…
– Цик! Цик!
Над, едва угадываемым в густой синеве сумерек, лесом слышится редкое, едва различимое цыканье.
– Андрей! Вальдшнеп тянет! – радостно сообщаю я, заходя в дом, – Иди, послушай! Первая тяга!
Вместе с Анисимовым, мы выскакиваем на улицу.
– Цик!.. Хор… Хор… Хор… Цик!
– Точно! Вальдшнеп! – неподдельно радуется Андрей, – Слышишь? Хорканье? Классика! Как на охоте!.. Сегодня, как на заказ, целая вереница индикаторов весны!
Стемнело… Неожиданно Муха, сорвавшись из входного тамбура нашего дома, с лаем бросается в темноту, за угол.
– Гав!.. Гав! – её редкий и какой-то особенный, злобный лай раздаётся совсем рядом с домом…
Нас, учить не нужно – каждый из нас знает, как собаки лают на медведя. С фонариком в руке, я спешу на угол дома.
– Гав!.. Гав!.. Гав!
Муха лает совсем близко! Свет от моего фонарика – такой жидкий, блёклый…
Следом, подходит Андрей.
– О! Глаза! – Анисимов светит своим сильным, восьмибатареечным фонарём, – Саня! Медведь!
– Ага!
– Тут, всего-то – тридцать шагов!
В свете фонаря снова блеснули две, широко расставленные лампочки и исчезли в темноте. Я понимаю, что медведь – не убежал. Он, просто, отвернул свою морду от луча света.
– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!
До нас отчётливо доносится равномерное похрустывание сухих, прошлогодних стеблей лопухов под тяжёлыми медвежьими лапами.
– Гав!.. Гав! – не подступая близко, Муха, редко гавкая, сопровождает медведя…
На шум, к нам подходят все прочие, сегодняшние обитатели нашего дома.
– О! Блин! Медведь!
– Ага! Смотри – как близко!
– Ну!.. Идёт.
Мы громко переговариваемся между собой, гурьбой стоя на углу дома…
– Гав!.. Гав!
– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!
Время от времени, в луче сильного Анисимовского фонаря, словно два угля, вспыхивают широко расставленные глаза зверя…
– Он, даже за туалет не заходит!
– Ну! Пройдёт между домом и туалетом!
С олимпийским спокойствием, медведь вышагивает мимо нашего дома, от Банного ручья в сторону речной долины Тятиной.
– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!
– Там же кобыла привязана! – вдруг, вспоминает кто-то.
Андрей Архангельский бросается в дом, за своим табельным карабином. Метрах в пятидесяти впереди медведя, слышится перестук копыт встревоженной лошади. Кобыла натягивает верёвку в сторону дома. Андрей лязгает затвором и коротко бросает Анисимову: «Андрей, свети!».
– Да, вон он! Идёт! – недоумевает Анисимов, наводя луч света на медведя.
– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!
В луче яркого света, спокойно шагает мимо нас, медведь.
– Та-аахх!!!
Ночную тишину раскалывает выстрел. Ослеплённые вспышкой выстрела, мы погружаемся в полную черноту. У меня закладывает левое ухо – слишком близко, я оказался к Архангельскому. В темноте я слышу, как Андрей лязгает, передёргивая затвор карабина.
– Та-аахх!!!
– Идёт, скотина, как шёл! – изумляется кто-то из нас.
– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!
– Он что, глухой?!
– Та-аахх!!!
Боящаяся выстрелов, как огня, Муха исчезает бесследно – наверняка сейчас трясётся, забившись в угол тамбура нашего дома. А медведь, как шёл – так и идёт!
– Хррум!.. Хррум!.. Хррум!.. Хррум!
– Та-аахх!!!
В тишине ночи, выстрел кажется неправдоподобно громким… Я изумлённо смотрю на то, как, по-прежнему, не спеша вышагивающий в луче света, медведь, даже не сбивается с шага!