В пойме следующего ручья, я натыкаюсь на нового рекордсмена! «Натыкаюсь» – не то слово! Как можно наткнуться на исполина?! Он виден издалека. Он на голову выше окружающего его леса!

– Вяз японский! – громко разговариваю я с деревом, – Второе твоё название – вяз долинный… Цельные листья, напоминающие берёзовые… Ох, ты и здоров! Сколько же, твой диаметр?!

Я лезу в рюкзак за рулеткой…

– Окружность ствола четыре метра и два сантиметра! – громко говорю я, себе, – Это значит, что диаметр ствола – сто двадцать восемь сантиметров! Самое толстое дерево на Кунашире! Рекорд! Урааа!

Я шагаю, по колее дороги, дальше…

Впереди – новый гигант!

– Вяз японский! – кричу я, опуская на дорогу свой рюкзак.

– Диаметр – сто двадцать пять сантиметров! – через пару минут снова кричу я, – Мне, сегодня, везёт на огромные деревья!

Час за часом, я шагаю по колее зарастающей дороги, периодически замеряя диаметры стволов особо толстых тисов, калопанаксов, клёнов, дубов… А, вот, пихта – большого диаметра не достигает! Инженер Андрей сказал мне, что пихта генетически предрасположена к гнили, у неё мягкая древесина. Пихта теряет товарную ценность уже к восьмидесяти годам жизни… Во всяком случае, самая толстая, измеренная мной, пихта имеет диаметр всего семьдесят восемь сантиметров.

Но, зато, сегодня – мне встретилась ель, диаметром ствола сто семнадцать сантиметров! Сто семнадцать! Это потрясающе огромное дерево! Кажется, что крупнее этой ели, деревья быть не могут…

Всё по дороге, наконец, я выхожу на пологие склоны, обращённые к озеру «Песчаное». Здесь растут чахлые, вторичные березняки. Хилые, трёхметровые берёзки торчат из полутораметрового «моря» бамбука. Всё это «счастье» покрывает обширные площади, в прошлом занимаемые темнохвойными лесами.

Всё! Я в точке! Здесь, я должен свернуть с дороги под прямым углом влево и двигаться в сторону озера Песчаное. Там – площади лесоустроителей. Я схожу с дороги и гребу, гребу по бамбуку! Гребу нескончаемо долго…

Мало того, что я ничего не вижу и не слышу! В этих плотных и высоких зарослях бамбука, совершенно нет движения воздуха! Духота – невыносимая! Чахлые берёзки поражены каким-то насекомым – вредителем. Пожирающие листья мелкие, зелёные гусеницы, от резкого сотрясения деревцов, при моём «проплывании» по бамбуку мимо них, катапультируются по тонким паутинкам, вниз. И нескончаемым потоком, сыпятся мне на шапочку, за воротник, на очки…

Я устаю отбиваться от опутывающей лицо и очки паутины, от омерзительных гусениц за шиворотом. Да и сама гребля по бамбуку – занятие не из лёгких. Пот заливает мне глаза и очки, дрожащей капелькой постоянно висит на кончике носа…

Впереди, прямо на моём пути, среди бамбуково-берёзового моря, чёрным исполином возвышается огромный тис! Через пяток минут, весь в мыле, я, в изнеможении вываливаюсь из бамбука под дерево.

– Фуууу! – хрипло выдыхаю я, воздух.

Тень обширной, густой кроны тиса, не даёт расти бамбуку. Здесь – ничего нет, и я вываливаюсь в эту пустоту! Неуверенно пройдя на непослушных ногах, по голой земле шагов пять, я валюсь спиной к широкому, красному стволу гиганта…

Только через несколько минут, чуть отдышавшись, я начинаю шевелиться, развязывая рюкзак…

Как и следовало ожидать, этот тис – не исключение из общего правила.

– Ты, тис – тоже барабан! – громко разговариваю я с деревом, разматывая жёлтую ленту рулетки по стволу, – Хотя и очень огромный! Сколько же, твой диаметр?..

– Так!.. Четыре метра шесть сантиметров на рулетке. Это… сто двадцать девять сантиметров! Вот, это, даааа! Таких толстых тисов – больше, нигде нет! Ни в Приморье, ни в Хабаровском крае…