– Так, поподробнее. – сразу заинтересовался Шмаров. – Какие запреты?

– Карты. Он говорил, что там больше возможностей поиграть в карты.

– Вот сука, я так и думал про этого Гнездилова. Отвяжите его, сейчас всё это мне напишешь. Вторая рука у тебя может писать.

Калугина отстегнули, дали ручку и бумагу и посадили за стол. Он всё написал, что ему было известно о Гнездилове и картах.

– Совсем другое дело! Отсидишь до конца изолятор и пойдёшь в отряд. Будешь смотреть за Гнездиловым и за другими тоже. Понял?

– Понял. – ответил Калугин и про себя подумал, что про Гнездилова и карты он придумал только что, а ему поверили. Нет, надо подождать, пока его не выпустят из изолятора и тут же ляпнул.

– А ещё завхоз отряда Кузьмин говорил, что ночью, он главный кум в отряде. Он решает кому и как жить.

– Я в отряде главный кум. – возмутился Шмаров. – Я, а не завхоз. Я решаю, как кому жить в отряде. А он с чего так базарил?

– Сигареты, когда с петухов собирал, типа в штаб надо отдать.

– С петухов? Ты не перепутал?

– Отвечаю. Вы мне работу дайте, я ещё много чего узнать могу. Он двух петухов бил в сортире, а я срал сидел в это время. Они меня не видели. Он так им и говорил, что сигареты надо к утру в штаб отправить.

– Какие сигареты ты знаешь? Марка какая?

– Не знаю, не видел. Ну всяко не Прима без фильтра, они про Америку говорили.

– Так, всё понятно. В камеру иди, потом поговорим после твоей отсидки.

Про завхоза Кузьмина и петухов – была правда. Калугин так сам и не понял почему он это рассказал. Наверно нужно было всё-таки хоть какую-то правду говорить. До конца срока изолятора Калугина больше не трогали. Он спокойно вышел в отряд. Никто к нему не подходил и не интересовался его здоровьем. Никому не было интересно почему он выпрыгнул из окна. Всем было на него насрать. Каждый был сам за себя и сам по себе.

Гнездилова посадили в ШИЗО. Завхоза Кузьмина Шмаров подмолодил так, что он хромал почти месяц. Западло было Шмарову курить петушиные сигареты, но как он, в такой зоне, вообще мог их отличить? Все через одного опущенные. Калугин задавал себе только один вопрос – почему никто не жалуется? Может и жалуются, но он этого не знает. А как он узнает, если никто ни с кем не общается. У всех рот на замке. В зоне одни зомби, овощи и роботы сидят. Если ты не из этого списка, то ты или пёс, который ждёт кость и команду фас, или насильник.

Бобышкин вызвал Рылькова закончить разговор о крупных поставках наркоты в зону.

– Ну что Крокодил, когда займёмся взрослыми делами? Как ты помнишь, я твою шкуру спас от непоняток.

– А я жду, когда ты сам созреешь, Алексей Адамович. В таких делах напрашиваться не принято. – ответил Рыльков.

– Ну я так понимаю мы оба готовы?

– Я всегда готов. Тогда по старой схеме и будем работать. У тебя есть второй комплект формы?

– Есть, а зачем?

– Ну по карманах крупные веса тырить – это детский сад, слишком приметно. С сумкой наркоты тебе тоже не резон в зону заходить.

– Ну тогда рассказывай, ты у нас крупный наркоделец. Как там у вас это делается.

– Адамович, сначала тебе нужно занести второй комплект формы в зону. Можно новую в промке сшить, чтобы всегда была у тебя в кабинете. Она нам потом ещё понадобиться.

– Так, интересно, что дальше?

– В субботу ты приедешь в ателье, я адрес потом скажу, и отдашь туда эту форму, в которой ты сейчас ходишь. Её подготовят, а в воскресение заберёшь.

– А что значит подготовят?

– Ей сделают новую подкладку. Она правда станет немного тяжелее, но со стороны это не видно будет. Знаешь, как пуховики делают?

– Ну примерно.