Многие годы я наблюдал людей, которые в своей работе проявляли чудеса изобретательности для того, чтобы избежать настоящего напряжения, уйти от необходимости принимать смелые решения, т. е. жить спокойно. Начальственная власть и служебные привилегии им нравились, а ответственность – нет. Поступки их складывались в хорошо отлаженную систему. А главным звеном в этой системе – паническая, я бы сказал, осторожность, стремление согласовать каждый шаг даже в тот момент, когда требуется моментальное решение, когда промедление чревато взрывом. Но ведь так можно дойти до парадоксов. Чтобы прикрыть свою никчемность, свою бездеятельность, такие люди начинают обзаводиться «добрыми отношениями» с влиятельными людьми, и зачастую на эти отношения тратится государственное время, а то и государственные средства. Непременная деталь такой специфической деятельности – это яркая драпировка, состоящая из рапортов, призывов, отчетов, невиданно высоких обязательств… И далеко не сразу удается отодвинуть эту ширму, прикрывающую трусость и безразличие, отсутствие гражданского и социального темпераментов, приемы техники собственной безопасности…

Такие люди – имитаторы.

Обо всем этом я думал, все это бушевало в моем сердце, когда я начинал писать «Имитатора», роман не о человеке, а о явлении.

– Как известно, имитация – это подделка, подражение кому-либо или чему-либо. В чем же причина этого явления? Каким образом, почему оно появилось в нашем обществе?

– Имитировать можно лишь там, где искусственно снята конкуренция, где отсутствует гласность, где чинопочитание выкручивает руки собственному мнению. Имитация – всегда неполное повторение качеств оригинала. В ней есть дефект, который порой с первого раза не различишь. Это как искусственная кожа: вроде и красиво, похоже, а не то.

Я не возьмусь досконально исследовать происхождение этого явления. Но каждый из нас в какой-то мере несет вину. Даже если сами абсолютно честно исполняем свой долг, то часто проявляем нетребовательность к другим. Труд – это категория не отвлеченная, а нравственная. Труд сопряжен с категорией совести. Трудолюбив был и кулак-эксплуататор, трудолюбивы и чрезвычайно активны ныне спекулянт, иные торговые работники, когда пахнет наживой. Но общественная совесть никогда не бывала на их стороне.

В жизни мы часто встречаем примеры того, как на обычной, якобы «нетворческой» работе один человек присваивает себе талант, трудолюбие и квалификацию другого. Встречаемся с той изысканной эксплуатацией, когда доклады и сообщения пишутся не теми, кто их произносит, научные работы подписываются не теми, кто проводил исследования, а авторами изобретения становятся не изобретатели, а чаще всего их начальники. В отдельных областях жизни такое явление приобрело характер нормы. Первым в списке изобретателей или рационализаторов идет не сам изобретатель, а начальник цеха, заведующий лабораторией, директор института. Как быть в этом случае с нравственностью, с совестью, с чувством достоинства?

Жизнь выдвигает проблемы, а творчество лишь пытается их разрешить. Достоин ли уважения человек, который, как раб, подставлял под ярмо шею? Что лучше: сдаться в научный плен славолюбивому начальнику во имя того, чтобы увидеть свою диссертацию претворенной в жизнь, или бороться и за научную истину, и за правду жизни? Решением этих вопросов и заняты герои моих произведений.

– Вы говорите: труд, совесть, достоинство, нравственность. Эти слова все реже и реже встречаются в нынешнем потоке литературы. Разве сегодня эти темы актуальны?

– Нравственность и духовность нужны всегда. Помню, в 3–4 классе я читал своей неграмотной бабушке церковные книги. Эта литература была не в ходу, и никому это было не нужно. А моей бабушке было нужно. Теперь я понимаю почему – в основе этих книг лежит нравственная коллизия. Для нравственности и этики время никогда не упущено.