Звук… Его рука шарит по простыням и подушкам в поисках ее тела. А вот теперь пора… Она медленно обхватила свои острые коленки, бросила к черту мысли и дождь и повернулась в сторону Гоги.

– Можно вопрос?

– Задавай, – прохрипел он.

– Почему говорят, что в первый раз трудно выстрелить в человека?

– Почему только в первый? Ты считаешь, что второй раз легко?

– Я не знаю. Поэтому и спрашиваю…

Гога приоткрыл глаза и посмотрел на Киру. Спать хотелось невыносимо. Впрочем, как всегда. Ее хотелось, но относительно. Эти роскошные километровые волосы, синие глаза и массивный крестик на хрупкой шее за неделю стали привычными и доступными. Впрочем, километровыми были не только волосы, а массивными не только ее крестик и серьги. В голове еще раз пронеслась мысль «скольких же ты убила?», и он выдавил из себя приевшуюся фразу:

– Потому что человек жив до тех пор, пока ты в него не выстрелишь.

– Но он же все равно умрет. Рано или поздно…

– Умрет. Но тогда, когда ему суждено.

– Но если ты в него выстрелишь и он умрет, значит, ему было суждено умереть тогда, когда ты в него выстрелил?

– С этим не поспоришь. Скажи, а кому из нас ты сейчас пытаешься найти оправдание?

– Никому… я… я просто люблю тебя таким, какой ты есть… Дождь кончился. – Кира сказала это так искренне, что режиссер заметно занервничал.

– ОТОЙДИ…

Раздался глухой звук. Следуя достаточно примитивному сценарному плану, Кира опустилась на колени. На белой мужской рубашке со стороны единственного левого кармана, следуя тому же плану, в двадцатый раз расплывалось сочное пятно крови. Через несколько секунд Гога прижимал к себе ее тело, повторяя:

– НЕЕЕЕЕТ… Господи… пожалуйста… не ее… только не ее…

Кира слушала его голос, ощущала тепло его рук, которое отдавалось в низу ее живота сквозь тонкую ткань рубашки, и думала: «Как я вернусь к нему? Как я буду без тебя?»

И вдруг произошло то, чего от нее так ждали, раз за разом дублируя эту невыносимую сцену, – по остекленевшему лицу Киры заструились ранимые слезы.

– СНЯЯЯЯЯТО! – не поверив собственному голосу, прокричал Павел Мальцев.

Все члены съемочной группы с улыбками переглянулись после долгожданного слова «Снято». Оператор наигранно возвел глаза к небу, губами прошептал «Спасибо» и переглянулся с режиссером.

– Господи… спасибо… Господи… я уже думал, что она никогда не умрет… С первого дня бьюсь над этой сценой… – почти молился почти культовый Паша Мальцев.

– Прекращай… Помнишь, как говорил Бодров в «Давай сделаем это по-быстрому»? “The Job is done”, – грустно сказал оператор.

Прервав диалог, мимо них надменной походкой прошла Кира в «окровавленной» рубашке. Навстречу ей двигался охранник необъятных размеров. Он что-то показывал ей с помощью безмолвных, но многозначительных жестов, в спешке передавая золотой Vertu. Кира явно занервничала и выхватила из его рук дорогостоящую трубку.

– А от кого он здесь ее охраняет? – хихикнул режиссер, обращаясь к оператору Андрею.

К режиссеру и продюсеру уверенным шагом приближался второй участник только что отснятой сцены.

– Может… от нашего знаменитого «киллера»? – намекнул оператор.

– Да брось… на фиг она ему нужна со своим шлейфом?

– Слушай, Паш… я не сторонник сплетен… но ты ему друг… ты бы поговорил с ним… На-деж-да тут кое-что рассказала…

Паша Мальцев в недоумении уставился на Андрея.

– Женщины его любят… а он любит отвечать им взаимностью… но эту юбку ему лучше не задирать, – максимально снизил голос оператор Андрей, глядя на приближающегося к ним Гогу.

– Самое страшное позади… – хохотнул режиссер, похлопывая Гогу по мускулистому плечу.

– Это точно, – рассмеялся Гога, посматривая на Киру, которая с головой ушла в разговор по золотой трубке.