От помещения, где располагались все военнослужащие, выполняющие боевую задачу по охране и обороне вверенного объекта, так называемой «караулки», «на глазок», до поста №3 было эдак около метров двухсот. И когда из караульного помещения выходила очередная смена, то на выходе над дверью загоралась, висевшая там, лампочка.

Насчёт часового у нас в части была присказка: «Часовой – это труп, завёрнутый в тулуп, выброшенный на мороз, чтобы никто его не унёс!» Почему? Потому, что поверх солдатской гимнастёрки одевались ватные брюки и фуфайка, после этого – шинель, а уже после шинели – тулуп. Далее: прямо в сапогах залазили в валенки. На «гражданке» таких валенок не найдёшь днём с огнём! Наверно, это был в то время спец-заказ. Ремень автомата мы регулировали на самую максимальную длину. А уж сам автомат одевал на тебя кто-нибудь из караульных, то есть, находившихся рядом товарищей, потому как самому в такой слоёной «капустной» экипировке, из-за не поднимающихся вверх, хотя бы на чуток, рук, одеть как-либо его было невозможно.

Сергей Липаткин. 1974 г. Армия

И вот в таком одеянии мы ходили и заступали в дежурство на пост. Не успев отойти далеко, сразу чувствовалось, как холод быстро проникает под все одежды и ползёт по телу. На посту ходишь и сразу присматриваешь на территории какую-нибудь ложбинку. А через несколько минут, убедившись, что смена во главе с разводящим или начальником караула зашла в караулку, и лампочка над входом погасла, падаешь на снег в заранее обнаруженное, присмотревшееся и облюбованное при первом же беглом обходе по установленному на посту маршруту, местечко. На земле сразу становилось теплее. Ветра не было, и это спасало. Главной задачей для часового было не уснуть и не прозевать, когда загорится снова лампочка. Подняться быстро с земли в таком одеянии было не просто. Но мы как-то всё же ухитрялись сделать это.

Теперь о морозах в Сибири.

Кума зимой

Конец января 1969 года на Куминской, как никогда, был очень холодный. Уже около недели морозы стояли под 40 градусов. Для старшеклассников (8-х, 9-х и 10-х классов) предел был минус – 45. Только после этого принималось решение о полном закрытии на неопределённый период времени нашей, единственной, но достаточно большой в посёлке школы, пока морозы не спадут до отметки в – 45—40 градусов. И в школу в это время, понятное дело, из учащихся никто не ходил.

Как-то утром, когда ещё даже были не сумерки, а настоящая ночь и темнота, хоть глаза выколи, побрёл я в школу. Учились мы с восьми часов, а в это время по утрам зимой рассвет наступает в наших широтах поздно. Сразу за начальной школой свернул налево, и мимо котельной, по тропинке, срезая привычный маршрут, которым ходили все наши школьники, иду себе, мечтая побыстрее очутиться в тепле. Снег под валенками скрипит, и этот скрип слышно далеко-далеко. Подхожу к железнодорожной насыпи. За ней, то есть за железной дорогой, которая к нам в посёлок пришла совсем недавно, начинались дома работников леспромхоза и их семей. Вдруг вижу, как раз оттуда, с той стороны, из-за домов появляется голова тигра и движется мне навстречу. Встал, как вкопанный, страх сковал всё тело. Оцепенел! «Столбняк» полнейший! Лихорадочно путаются в голове мысли: «Откуда эта зверюга появилась у нас в Сибири? Сбежала из зоопарка? Но до ближайшего зоопарка – почти восемьсот км!» По-прежнему продолжаю стоять! Страшно! Мучительно долго стало тянуться время… Секунды стали казаться вечностью! Ни то, чтобы шагу вступить, шелохнуться не могу! Облегчение наступило, и я смог набрать в рот, проглотить очередной глоток морозного воздуха, только когда за «тигриной головой» стало прорисовываться обыкновенное женское пальто. «Господи! Женщина! Ура! Не тигр!», – сразу пришло в голову. «Тигра» прошла мимо меня, не подозревая, как она меня напугала. Засмотревшись на подобие тигриной головы в то морозное утро, когда ещё не совсем рассвело, и слёзы из глаз от мороза застилали глаза, я и не заметил, что «тигр» идёт на двух задних лапах…