Старушка в чёрном монашеском одеянии, повесив на шею склеенный из картона ящик с надписью “На восстановление храмов”, собирала деньги. Когда в прорезанную щель бросали пригоршню мелочи или просовывали купюру, она размашисто крестилась и кланялась в пояс.

Женя, увидев монашку, вдруг замешкалась и, поотстав от остальных, тоже бросила в её ящик несколько монет.

– Верующая что ли? – изумился Кротов.

– Бабушка у меня верующая, – Женя в неловкости потупила было взгляд, но через секунду вдруг глянула на него в упор. – А у неё не только в деревне, но и в райцентре церковь закрытая стоит. Свечку поставить негде.

Голос её неожиданно оказался напитан обидой. Кротов, опешив, умолк, даже перестал улыбаться.

Несколько минут они прошли в молчании.

– Где ж музыканты-то? – спросил затем Валерьян.

В глазах его уже рябило от арбатского мельтешения.

Среди окружающего их людского многоцветья музыканты не были ни самыми многочисленными, ни самыми заметными. Их сборище расположилось обособленно, даже скромно, возле поворота в какой-то узкий и неприметный закоулок. Здесь, на Арбате, их побрякивающие цепями кожаные куртки, накрученные на затылки платки-банданы, нечёсаные патлы не выглядели чем-то нарочито вызывающим, эпатажным.

Музыканты кучковались на тротуаре, возле угловой, уходящей в переулок стены. Некоторые сидели или даже развалились на асфальте, подложив рюкзаки или просто расстелив куртки. Кто-то нестройно и лениво бренчал на гитаре. Девушка с густыми, переплетёнными ленточками волосами, подбегая к прохожим, молча улыбалась и просительно протягивала к ним широкополую шляпу. На её выпуклом, рахитичном лбу синела нанесённая фломастером загогулина, оттенённая подписью “Pacific”.

Гитарист, жмуря глаза, гнусавил:

Разговор с музыкантами завязался у Валерьяна непринуждённо. Тем, похоже, было всё равно с кем и о чём говорить. Валерьян бросил девушке с исписанным лбом в шляпу несколько пятаков, спросил окончившего песню гитариста.

– А на кассетах чего есть? – спросил он, когда тот окончил песню. – Концерты, квартирники свежие…

Гитарист откинул от бровей чёлку, рассмеялся в щедрой беспечности:

– Да что хочешь! Каждый месяц с десяток свежих альбомов выходит. Нужен-то кто?

– Цой.

– Зашибись! – парень разухабисто хлопнул его по ладони пятернёй. – Сам “киноман”.

– Концерты вроде были у них недавно…

– Ещё какие! В Минске, в Алма-Ате. Класс!

– Записи-то есть?

– А-то!

– Покажешь?

Гитарист кивнул на расхристанного волосатого юнца, который, приоблокотясь у стены на объёмистый рюкзак, казалось, дремал.

– Если купить, то это к Дохлому. У него полный репертуар.

Валерьян подсел к нему.

– Концертники Цоя, слышал, новые есть…

Дохлый разомкнул один глаз, зырканул меж век.

– Есть.

– Которые в Минске играли, в Алма-Ате…

Дохлый кивнул.

– А какие там песни?

Дохлый приподнялся, неспешно сунул руку в рюкзак. Порывшись, протянул Валерьяну кассету в замурзанной, вырезанной из тетрадного листа обложке.

– Минский сборник. Последний. В продаже ещё нет.

Валерьян просмотрел перечень песен, нанесённый на кассетную обложку вручную. Заинтересовался.

– За сколько отдашь?

– За “трёху”.

Дохлый спрятал отсчитанные Валерьяном деньги, с деловитой живостью спросил:

– А кроме “Кино”? Много чего подогнать могу: блэк-металл, панк. Заграничные, наши…

– Хватит пока.

– К осени новые альбомы пойдут. У Цоя, у Гребенщикова, у Летова. Много ещё у кого… Приходи.

– Да я не москвич.

– Тогда приезжай. Пиплы за музоном к нам отовсюду слетаются. Иногда из таких пердей добираются автостопом…