Наказ Ельцина съезду был категоричен. Он потребовал от депутатов трёх вещей: выражения верности реформаторскому курсу; гарантий для правительства; осуждения противников реформ.

Поведя с делегатами съезда разговор в откровенно повелительном тоне, Ельцин допустил ошибку. На четвёртом месяце реформ среди депутатов исчезло прежнее единодушие в их поддержке.

– Правительство – хорошо… А народ-то из ямы вытаскивать будем? – услыхал Винер позади себя ворчание.

Он оглянулся.

– Про то, чем конкретно людям помочь, он ничего не сказал, – простоватого вида незнакомый ему делегат пожимал плечами. – Непонятно.

Демократические фракции попытались устроить президенту овацию, но хлопки подхватило менее половины депутатов. Ельцин нахмурился, озадаченный холодностью значительной части зала.

Более двух часов пришлось ему отвечать на вопросы, которыми засыпали его народные депутаты из «Аграрного» и «Промышленного союза», «Отчизны», беспартийные и внефракционные делегаты. Пресыщенные патетикой нескончаемых деклараций, производственники из округов центральной России, Урала, Сибири спрашивали о насущном. Когда прекратится инфляция? Как восстановить производственную кооперацию? Как побороть производственный спад? Что правительство намерено предпринять, чтобы защитить население от нищеты?

Путаясь и плавая во всём, что касалось конкретных сторон того или иного дела, Ельцин нажимал на политическую необходимость. Он утверждал, что трудности временны и к осени их удастся преодолеть. Ельцин вновь обрушился на противников реформ, расхваливал министров, кабинет.

Такие ответы приходились большинству депутатов не по душе, но вступать в прямые пререкания с главой государства не решался никто. Председательствующий Хасбулатов нервно улыбался в президиуме. Профессор-экономист, он был подкован в вопросах экономики получше многих реформаторов из министерств. Слушая делегатов, он сполна осознавал, что в хозяйстве и в отраслях начинается разруха.

По бросаемым вскользь фразам, интуитивно, нутром, депутаты начинали угадывать: стоящая над человеческой волей логика политической борьбы постепенно разводит главу депутатского съезда Руслана Хасбулатова с президентом России. Завоевавший уважение депутатской массы, но одновременно и зависимый от неё, Хасбулатов дорожил мнением съезда, не хотел и не мог идти ему наперекор. А съезд, обладавший колоссальной, закреплённой законодательно властью, продолжал колебаться, то склоняясь в пользу продолжения реформ, то ропща на них, подчиняемый силе чьего-нибудь личного красноречия.

Отчитывался за курс правительства Егор Гайдар – вице-премьер, вдохновитель и рулевой реформ. Пухлый, по-бабьи широкобёдрый, с рахитичным, лоснящимся лбом, носитель знаменитой фамилии вызывал нутряное отторжение даже у некоторых демократов.

– Хочу обратить внимание господ депутатов на безусловные позитивные сдвиги в нашей многострадальной экономике, которые уже произошли за четыре месяца с момента начала реальных реформ, – назидал Гайдар, по-рыбьи чавкая толстыми влажными губами. – Во-первых, сошёл на нет дефицит. Мне еженедельно кладут на стол докладные записки, из которых следует, что число городов, испытывающих дефицит мяса в продаже, постоянно сокращается…

Перед Гайдаром, в отличие от Ельцина, не испытывали ни пиетета, ни боязни. Упитанный и лощёный, он возбуждал особенную неприязнь у грубоватых провинциальных мужиков, отдавших заводам и совхозам десятилетия жизни. Почти сразу его витийства стали обрывать выкриками, поначалу разрозненными, но вскоре слившимися в сердитый гул.

– А как сокращаются людские сбережения, не хочешь рассказать? – крикнул кто-то. – Да людям покупать это мясо просто не на что!