А. Я. Флиер также отмечает, что в середине 1980-х гг. начался массовый перевод на русский язык классических трудов западных философов культуры, антропологов, социологов и психологов, которые в 1990-е гг. стали издаваться большими тиражами. Отечественные культурологи, профессионально комментируя эти труды, помогли молодым гуманитариям познакомиться с зарубежной культурологической мыслью, активизировать собственные исследования, способствовавшие возникновению российской культурологии.
Вместе с тем, еще в обстановке идеологической зашоренности, насаждавшейся властью, либерально настроенные гуманитарии обратились к сфере т. н. «культуроведения» (термин Ю. В. Рождественского)15. Усилиями этой группы научной интеллигенции формировались основы, «почва» будущей российской культурологии, в условиях свободы от диктата коммунистической идеологии. Их исследования базировались на традициях отечественной исторической, филологической и искусствоведческой наук, на лингвистических реконструкциях нравов и быта минувших времен и т. п. Исследователи обращались к теории локальных цивилизаций Н. Я. Данилевского, возрожденной в середине ХХ в. Л. Н. Гумилевым. Возникает школа «социоестественной истории» Э. С. Кульпина и др. Большое значение в формировании основ российской культурологии имел опыт российского востоковедения. На достижениях научного знания, принадлежащих отечественной и мировой культуре (прежде всего французских семиотиков), в 1970-е гг. сложилась московскотартусская семиотическая школа во главе с Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским16. Их труды заняли видное место в фундаменте отечественной культурологии17. Под влиянием французских историков школы «Анналов» началось формирование отечественного аналога школы ментальности во главе с А. Я. Гуревичем, Ю. Л. Бессмертным и А. Л. Ястребицкой.
Таким образом, в 1960–1980-е гг. в стране параллельно действовали две относительно автономные тенденции. Первая проявлялась в том, что сложившееся на отечественной «почве» гуманитарное знание ориентировалось на изучение культуры и, преодолевая идеологические запреты коммунистической власти, обращалось к идеям французских школ семиотики и «новой истории». Вторая нашла свое выражение в деятельности ученых, исследования которых проходили в русле англо-американской и немецкой антропологии. Первая тенденция заложила основы гуманитарной отечественной культурологии, вторая – социальной культурологии. В 1990-е гг. предпринимались попытки объединения этих ветвей и создать «супернауку», соединяющую в себе социально-научный и гуманитарный подходы к познанию общества и культуры. Но объединения гуманитарного и социального направлений культурологии пока не произошло.
В 1990-е гг. усилия российских ученых были направлены также на то, чтобы осмыслить отмеченные выше фундаментальные посылки Уайта как основы культурологии. В трудах относительно небольшой части отечественных исследователей получает теоретическую проработку мысль Уайта о культуре как внебиологической системе социального опыта, обеспечивающей видовое воспроизводство и существование человека. С этих позиций культура рассматривается как целостный объект познания отечественной науки о культуре. Вместе с тем российским ученым принадлежит приоритет в разработке проблематики специфики культурологии как самостоятельной научной дисциплины, методологии применения принципов системного подхода к исследованию культуры в целом, отдельных ее систем и элементов. Можно утверждать, что в первой половине – середине 1990-х гг. понятие «культурология» было институционализировано в России как самостоятельная наука (преимущественно гуманитарного профиля) и как специальность по образованию. Тогда же были сформулированы и основные атрибутивные характеристики культурологии – представления о ее цели и задачах, предмете и объекте, основных методологиях и методах, проблемных полях и т. п.