Особая роль в становлении культурологии принадлежит исследованию культуры в рамках антропологии (американская культур-антропология и английская социальная антропология). Начало в этом плане было положено работой Э.Б. Тайлора (1832–1917), который на основе изучения большого этнографического материала в знаменитой работе «Первобытная культура» дал описание конкретных элементов первобытной культуры (на фоне мировой) и ее целостнее видение, обоснованное теорией анимизма (веры первобытного человека в одушевление всей природы, связывающей в целостность весь его практический опыт). Дело в том совокупном эффекте, который был достигнут различными направлениями в изучении различных типов культур (языков, обычаев, типов родства примитивных обществ), эффекте, который лег в основание культурологии как обособившейся области знания. Следует заметить, что уже в первой главе Тайлор предваряет свое исследование первобытной культуры изложением авторской позиции по вопросам определения содержания и методов науки о культуре. Главная цель Тайлора как эволюциониста (т. е. приверженца рассмотрения культуры в процессе ее постепенного развития и изменения, без резких скачков и потрясений) – показать культурное единство и едино образное развитие человечества на пути от «дикости» к «цивилизации». Но его понимание эволюционного процесса во многом определяется тем, как он понимает культуру. Культуру, отождествляемую с цивилизацией, Тайлор определяет следующим образом: «Культура, или цивилизация, в широком этнографическом смысле слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества». Нет нужды, как это иногда делалось, говорить, что Тайлор сводит всю культуру к культуре духовной, оставив за пределами своего понимания культуру материальную. Ведь Тайлор говорит о культуре как способе жизни, как о норме, правилах, а они распространяются и на практическую область. Важно то обстоятельство, что Тайлор, в целом не отрицая наличия индивидуальных особенностей в культуре отдельных племен и народов, стремился обнаружить общечеловеческое, универсальное на пути развития мировой культуры. В этом смысле можно полагать, что уже с Тайлора начинается становление предпосылок культурологии как самостоятельной отрасли знания.

Подобно представителям «философии жизни», неокантианцы не могли не задумываться о статусе «ценностей» в мире новоевропейской культуры. Например, М. Вебер (1864–1920), как отмечает Ю.Н. Давыдов, зафиксировал весьма драматическое положение западного человека, так сказать, между небом и землей – «небом» идеалов и «землей» эмпирической реальности… С одной стороны, перед человеком открывается эмпирический мир, не несущий в себе якобы никакого смысла. Это – мир, сформированный с помощью техники и науки, которая в свою очередь также «технична», а значит, принципиально «бессмысленна». С другой стороны – высоко над его головой… витает царство идеала – истины, добра и красоты и прочих ценностей, призванных фундировать здание культуры… Однако это царство не только оторвано от земли, т. е. не имеет здесь своего реального основания, но и потрясено в своих основаниях внутренними раздорами богов (имеются в виду «ценности»), их войной, разразившейся в связи с переходом от «иерархии» к «равноправию».

Нельзя не признать, что драматичность нарисованной Вебером картины вполне соответствовала драматичности ситуации, сложившейся в европейской культуре. Однако в период между двумя мировыми войнами становились возможны и более спокойные по тону и духу неокантианские учения.