Даниил Гранин заметил, что судьбу Д. С. Лихачёва можно изобразить как цепь репрессий: «Одна несправедливость следует за другой. А кроме того, ужасы ленинградской блокады, эвакуации, семейные потери. Несчастья настигали его, но не они определяли его облик» [9, с. 382]. По мнению Д. Гранина, тяжкие испытания не лишили Д. С. Лихачёва благородства, напротив: «За многие годы нашего общения я не помню, чтобы он кого-то поносил, кому-то завидовал, льстил властям, искал компромиссов, даже во имя “интересов дела”» [9, с. 381].

Избрание Д. С. Лихачёва в 1970 году действительным членом Академии наук СССР упрочило его положение в Пушкинском Доме. Он становится одним из самых авторитетных в мире ученых. С этого времени у Д. С. Лихачёва появилась возможность содействовать развитию сектора древнерусской литературы, а позже направить свою деятельность на сохранение лучших памятников отечественной культуры.

Дмитрию Сергеевичу было не просто полюбить новый режим. Его внучка З. Ю. Курбатова вспоминала, что Д. С. Лихачёв называл революцию «несчастьем», рассказывал о разрушении ею прекрасного мира. Д. С. Лихачёва упрекали в том, что он остался жив. Но смысл жизни не обязательно заключается в борьбе с властью и в политической жизни. Есть ценности такие, как радость семьи, удовольствие от работы, наслаждение познанием. Здесь Дмитрия Сергеевича можно определить как созидателя.

Жизненный путь и социокультурная деятельность ученого Дмитрия Сергеевича доказывают, что политический и идеологический тоталитаризм советского государства, разрушение сложившихся культурных ценностей не смогли предотвратить «нарождения новой интеллигенции» в стране, одним из духовных лидеров которой стал Д. С. Лихачёв.

В научной работе, в мировоззрении, в повседневном поведении Д. С. Лихачёв оставался интеллигентом, человеком культуры, патриотом, исследователем, мыслителем-гуманистом, носителем традиции. С. С. Аверенцев вспоминал: «Для меня Дмитрий Сергеевич был, прежде всего, последним представителем культурной формации, знакомой по старым книгам, но в его лице являвшейся с повсечасной естественностью…в нем было вправду естественно то, что было бы несносным, стилизованным в другом; он по праву законного наследника завершал путь целого культурного круга» [9, с. 181].

Писатель Даниил Гранин в одной из своих публицистических статей [4] назвал Дмитрия Сергеевича последним российским интеллигентом. Несмотря на гиперболизацию этого утверждения, признание Д. С. Лихачёва в качестве своего рода эталона интеллигента несомненно. Ученый как яркий представитель интеллигенции всегда был готов жертвовать личным благом ради блага народного, не желая взамен никакой награды, кроме сознания исполненного долга. Отсюда и его особая нравственная позиция, его чувство гражданской и социальной ответственности, способность переживать протекающие в обществе процессы, а не замыкаться в узких границах собственного бытия.

Одной из самых ярких работ Д. С. Лихачёва стало его письмо «О русской интеллигенции» в журнал «Новый мир» [45]. Понятие это, по Лихачёву, чисто русское. В иностранных языках и в словарях слово «интеллигенция» переводится, как правило, не само по себе, а с прилагательным «русская».

Ученый убежден в том, что интеллигенцию не следует считать социальной группой: слишком она разнородна. Интеллигентностью могут обладать люди любой специальности. При всем «ассоциативно-эмоциональном содержании» этого понятия интеллигенции присущи вполне конкретные общие черты. Из принятого в советское время определения не вызывало возражений, что интеллигент – это образованный человек, обладающий большой внутренней культурой. Но дальше выделялись черты, не признаваемые официальной советской наукой. В первую очередь, это свобода, понимаемая как «независимость мысли при европейском образовании». «К интеллигенции могут принадлежать только люди, свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам» [45, c. 3]. В России в условиях деспотизма такая свобода принимает черты «тайной», о которой писали и Пушкин, и Блок. Открыто выражать мысли трудно, а скрывать их – еще труднее. Отсюда особое отвращение к деспотизму – специфическая черта русской интеллигенции. Постоянное стремление к свободе существует там, где есть угроза свободе. Вот почему интеллигенция как интеллектуальная свободная часть общества существует в России и неизвестна на Западе, где угроза свободе для интеллектуальной части общества меньше.