– Смотри, чего творишь, – зашипел на приятеля Эрвин, подхватывая ношу в милиметре от края чернильной воды, пахнувшей острой химической дрянью с моторных отсеков. Ценную ношу. Черный табак, настоящий. Еще вчера с плантации. Эрвин сильно подозревал, что с его личной плантации, поэтому ломать трюм полез с легким сердцем. В конце концов… Вой повторился. Еще и еще. Матрос замер, раскрыв рот. Пальцы его загибались – паренек считал гудки. Смешно шептал что-то под нос и ерошил на голове черные, торчащие в разные стороны волосы.

– Эй, это что за ерунда? – Толкнул его Эрвин слегка. Дождался ответного взгляда, и повторил вопрос: – Слушай, я такого сигнала раньше не слышал…

– Ты что, – глаза у того расширились было от изумления, потом опали. – это же лучший на флоте сигнал. Отпуск, парень. Гуляем…

– Серьезно?

– Ну, да… Тебе что, вербовщик не говорил? – выпалил было матрос.

И ойкнул, невольно поднеся руки ко рту. Но Эрвин в ответ лишь согнул руку. Капелькой крови – нашивка на рукаве. Потертый красный квадрат. «Волонтер флота», знак, означающий, что владелец оного однажды не сумел удрать от рекрутеров. Навсегда. Или, в случае Эрвина – на рейс до Земли. Пассажиров штаткой не предусмотрено а бездельник на борту страшней ядерной бомбы.

– Не говорил. Они вообще ребята молчаливые… Давай ты за него скажи…

Отпуск. Корабль в док, на орбиту, нас вниз, на солнышко. Всех. Это… Заботятся, вроде как, чтобы мы в этой коробке за год мозгами не съехали, да не сгрызли важного кого. Так что – гулять скоро будем, братан.

Эх небо синее да морда красная

я лежу бухой, а жизнь прекрасная…

Парень оскалился, хлопнув ладонями по коленям. Дернулся на горле острый кадык. Эрвин замер, заметив вдруг, сейчас, в красноватом свете аварийной лампы – до чего бледная у того кожа. До синевы, под цвет форменного мундира.

– А сейчас что? – спросил он. Осторожно, больше чтобы скрыть неожиданное смущение.

– Сейчас, – парень задумался, – сейчас, чую, будет большой аврал. Уборка и драйка всего, что блестеть может… Включая…

– Погодь, – остановил его Эрвин, прежде, чем парень успел уточнить, что конкретно предстоит драить бравым морякам в порядке предотпускного аврала, – это нас пока подождет. Перекурим?

И, не дожидаясь ответа, полез за трубкой в карман. Флотской, железной, обмотанной изолентой у мундштука. Точенного на краденом станке, из краденного на дежурстве черного эбонита… Осторожно присел на кабель у стены. Распотрошил пакет, ухватил, размял в пальцах щепотку. Скатал в шарик, забил, зажег. По коридору, перебивая затхлость и острый химический дух, поплыл сладковатый, тяжелый, кружащий голову запах… Матрос сел рядом. Щелчок зажигалки, светло-серый, струящийся кверху дымок.

– Слушай, брат. Отпуск… Планета эта – Она на что похожа? – спросил Эрвин вдруг, разрывая молчание.

– На рай, – непривычно-тихо ответил матрос не отрывая глаз от медленно плывущей ввысь струйки дыма

**** ****

– Если это рай, то спасибо, я лучше в чистилище, – шипел волонтёр флота Эрвин Штакельберг себе под нос. Спустя неделю, когда пришел их, волонтёрский, черёд спускаться вниз в объятия райской планеты. Неделю, забитую беготней, хаосом и бесконечным авралом. Разгрузка, прием топлива, разгрузка опять. Сирены, темные коридоры, неподъемные ящики, матросская ругань, визг стеков и офицерский мат.

– Корабль, красотка наша худеет к лету, – шутили девчонки из трюмной команды – операторы грузовых кранов. Тяжело, устало, смахивая со лба мокрые от соленого пота волосы.

Упругие, выворачивающиеся из рук брандсбойты, пар и струи воды – потоком по серым адамантиевым стенам. Дезинфекция палуб.