– Эй, дружище… очнись! Очнись, слышишь?.. Друг… – чей-то грубый, слегка хрипловатый, но весьма взволнованный и звонкий голос начал прорезать мрак, возвращая Артёма в сознание.

Артём болезненно открыл глаза, и вспышка яркого света ненадолго ослепила его. Он лежал на бетонном полу в узкой закрытой комнате, примерно пять на два метра. Его трепал взрослый мужчина с короткой стрижкой и пожелтевшими от табака зубами. Он был весь в синяках и ссадинах, но с добрым лицом. Артём приподнялся, облокотившись о какой-то серо-зелёный ящик, занимающий треть помещения.

– Очнулся! – радостно выдохнул он. – Я уж думал: не очнёшься… – он помог Артёму забраться на ящик. – Ты вырубился, когда они тебя сюда забросили! – экспрессивно замельтешил незнакомец с голубыми глазами. – Ты лоб разбил, а тебя перемотал твоим поясом, – поймав на себе смущённый взгляд Артёма, он пояснил: – Ну… чтобы кровь остановить.

Высокий потолок, грязные стены, толстая металлическая дверь, помятая книзу с небольшими отверстиями и невыносимая духота! Казалось, что их заперли в духовке. Вытяжка в стене была полностью забита пылью, паутиной и мусором. Воздух продирался сюда только из трещин под вытяжкой.

– Спасибо… – прокряхтел Артём, корчась от боли, которая посетила его с опозданием. Теперь каждое полусокращение случайной мышцы давало о себе знать.

– Ах! – хлопнув себя по макушке, сокамерник протянул ему руку. – Серёгой звать.

– Артём, – ответил он, пожав Серёге руку.

– Чего это они тебя так, Артём? – наклонился к нему Серёга, озираясь на дверь. – Тоже политический?

– Н-нет, с утра не был, – превозмогая боль, Артём сел на деревянный ящик.

– А ты всё шутишь… – задорно улыбнулся Серёга, опустившись, напротив. – Молодец, это хорошо, – он задумчиво покачал головой. – Только ты это… над этими не шути, – он кивнул в сторону двери, – если здоровье хочешь сохранить.

– А над ними и без меня природа пошутила, – потихоньку приходя в себя, ответил Артём.

– Это точно, – заведя руки за голову, откинулся на стену Серёга. – Зачастую, они ничем, кроме дубинок больше не обладают, поэтому всегда делай вид, что ты тупее и слабее их, чтобы эти шавки не комплексовали, кхе-кхе! – громко раскашлялся он, ударяя себя в грудь.

– Эй! – в тяжёлую, отделяющую от свободы, дверь несколько раз что-то показательно врезалось, издав оглушительный грохот. – А-ну заткнулись там! – пригрозил чей-то лающий голос.

– Пошёл… кхе-кхе… в жо… кхе-кхе…пу! – еле разборчиво ответил ему Серёга. – Да ты не древь, – обратился он к Артёму, – это табак.

– Да поровну, – страдальчески сморщился Артём. – Ты мне лучше скажи, сколько я здесь нахожусь.

– О брат, кто ж тебе это скажет: тут ни часов, ни окон… Ты знаешь, – устремив уставшие глаза в слегка покачивающуюся лампу, излучавшую холодный белый свет, прошептал он, – а ведь я уже соскучился по солнцу, что согревает свободой…

– Да ладно тебе, – пренебрежительно нахмурился Артём, – мы уже совсем скоро отсюда выйдем, вот увидишь.

– Не знаю, как ты, Тёма, – железно ответил он, – но я отсюда уже не выйду.

– Чего ты такой пессимистичный, как снег перед весной? Тебя тоже за драку сюда притащили?

– Ха, если бы, – безжизненно ухмыльнулся он. – За репост взяли, представляешь? Точнее, за комментарий… ну да не суть, тьфу! Пока они там документы оформляют, меня сюда определили… за то, что «буйный». Мда-а-а, – тяжело выдохнул Серёга, – всё по заветам дедушки Овертона и его окон…

– Чё за дед? Какие окна?

– Что будет, если я скажу тебе, что уже через условных лет пять, государство решит расстреливать стариков? – радостный возможностью выговориться, перебил его Серёга, – Ты явно подумаешь, что я спятил – а вот и нет! Сначала в СМИ все будут кричать: "Как же так? Убивать стариков нельзя! Мы осуждаем это!" – так называемые разговоры о разговорах, для того, чтобы показать, что они на твоей стороне.