Потирая замёрзшие руки, Мира шла по улице, с наслаждением вдыхая октябрьский воздух, которого была лишена больше недели, что ей пришлось проваляться в кровати из-за простуды. Многочасовая прогулка в лёгком платье под дождём не прошла для неё бесследно. На следующий день пришлось сползать с кровати, брести в ближайшую аптеку и с охапкой лекарств, оставив там половину зарплаты, тащиться домой. А потом ещё найти в себе силы позвонить хозяйке и сообщить, что на работу она выйти не сможет. Повезло ещё, что добродушная старушка пообещала не брать никого на это время и сохранить оплату в прежнем размере.

Сейчас Мира была готова провести на улице хоть весь день. И её ничуть не смущало пасмурное небо и мороз. Желание вобрать в себя это чудное ощущение беспричинного счастья было сильнее. С другой стороны, возможность вернуться в магазин, снова усесться в зелёное кресло у окна и погрузиться в работу казалась не менее привлекательной. Она бы согласилась в эту минуту на что угодно, лишь бы избавиться от воспоминаний о тёплом пледе и ненавистном лимонном чае, в компании которых её пришлось находиться последние дни.

Проходя мимо новой, успевшей отпраздновать за это время открытие кофейни, Мира почувствовала тонкий, особенно привлекательно расплывающийся в морозном воздухе аромат и не смогла устоять. Хотя тратить деньги на подобные глупости она считала не совсем разумным, сегодня был неподходящий день, чтобы отказывать себе.

– Можно горячий шоколад, пожалуйста.

Девушка за стойкой проговорила стандартное «минутку» и в самом деле, спустя обозначенное время заказ был готов.

Гладя на приветливо протянутую руку, Мира замерла и почувствовала, как постепенно с её лица исчезла улыбка. Она знала, что будет дальше: секундная неловкость, молчание, удивление, сквозивший во взгляде вопрос, и уже почти привыкла к этому, но неприятное чувство в такие моменты всё ещё продолжало настойчиво овладевать ею.

Мира стояла, ловя на себе недоумевающий взгляд девушки за стойкой, и наблюдала, как её рука медленно опускалась всё ниже. Лишь когда стаканчик оказался в одиночестве дожидаться её на поверхности стола, она облегчённо вздохнула, взяла его в руки и направилась к выходу.

Приютившись на излюбленном месте, Мира достала альбом и открыла последнюю страницу. Из груди сам собой вырвался тяжёлый вздох.

Почему не получается?

Мира с поразительной точностью могла изобразить любого человека, даже если увидела его лишь мельком, пробегающим за окном магазина. А между тем уже вторую неделю билась над портретом Никиты в попытках достичь желаемого результата. Она с головой погружалась в работу, и ей казалось, что с каждым новым штрихом, каждой новой линией рисунок преображается, всё больше наполняясь и приобретая законченный вид. Но стоило остановиться, отнять грифель от бумаги и взглянуть на работу целиком, как он рассыпался на глазах, словно мираж, превращаясь в образ, лишь отдалённо напоминающий оригинал. Она стирала, рисовала и снова стирала, оставляя на бумаге бесцветные следы своих творческих терзаний.

Было в лице Никиты что-то, что ей никак не удавалось уловить. Какая-то черта, которую, сколько бы ни пыталась, она не могла выхватить из памяти и перенести на рисунок. И нет, это не была такая видимая особенность, как, например, форма носа или линия губ. Сложно было даже подобрать название. Просто она чувствовала, точно знала, что именно эта недостающая деталь не позволяла ей закончить портрет.

Задетая гордость художника и разгоревшийся интерес заставляли её просиживать над работой долгие часы, но безрезультатно. Дошло до того, что она не могла сосредоточиться ни на чём другом. Рисуя, постоянно возвращалась к этой странице, да так и оставалась, молча разглядывая и думая о чём-то своём.