Меня порадовало, что кто-то из этой жизни остался прежним, без изменений. Я боялась встреч и боялась увидеть, что знакомые и близкие мне люди могут измениться безвозвратно, как бывает после долгих лет разлуки. А ты помнишь их по-своему, лелеешь в памяти эти воспоминания, проживаешь с ними жизнь, и они не меняются со временем, потому что в памяти они не подвержены никаким метаморфозам.

Больше всего я боялась встречи с Дмитрием. Я не знала, даже не могла предполагать, как он изменится, и боялась встретиться с незнакомцем. Боялась, что он меня забыл и встретил другую женщину. И он имел полное право так поступить, пять лет назад мы с ним попрощались навсегда.

Глаша уже устроила мою постель и, сходив на кухню, принесла мне чай и пирог. Мы устроились прямо у меня в комнате, и Глаша продолжила свой рассказ.

Я очнулась от своих раздумий, услышав про Дмитрия, и стала внимательно слушать. Так, я узнала, что Дмитрий всем сказал, будто я уехала ухаживать за тяжело больной сестрой и за ее новорожденным сыном в Нижний Новгород. Сказал все именно так, как мы с ним и договорились. Я горько усмехнулась, вспомнив, как продумывала все до мелочей, чтобы обезопасить Дмитрия после той угрозы, которой я подвергла его жизнь, невольно оказавшись причастной к придворным интригам и столкнув его с Бестужевым и Екатериной. Дмитрий ничего не хотел слушать и отказывался что-либо придумывать в свое оправдание, но я заставила поклясться мне в том, что он сделает именно так, как я его прошу.

– Барыня, – в очередной раз всплеснула руками Глаша, – как же я рада, что вы вернулись. Уж как печалился Дмитрий Михайлович после вашего отъезда, прямо с лица сошел, аж почернел. Это мне потом Луша сказывала, да я и сама это видела, когда он к нам заезжал. А потом он и вовсе уехал за границу.

От этого известия я вздрогнула, ладони у меня похолодели. Я ведь до сих пор совершенно ничего не знала о Дмитрии, а напрямую спрашивать было опасно, поэтому с жадностью ловила каждое слово, связанное с ним.

«Боялась встречи, получай, Маша – он уехал. Господи, как же я хотела его увидеть, хоть со стороны», – призналась я сама себе, наконец.

Глаша подлила мне чаю.

– От Дмитрия Михайловича долго не было вестей. Потом мы получили письмо от барина Марко, он давал распоряжения о ремонте и упомянул, что Дмитрий Михайлович у них гостил некоторое время.

Сердце у меня забилось учащенно, я выпрямилась на стуле.

– Гостил? – вырвалось у меня.

– Да, потом он еще куда-то поехал, я уж и не знаю точно, – протирая полотенцем блюдце, продолжила Глаша, как мне показалось, пряча от меня глаза, – недавно он вернулся.

«Все-таки он здесь», – радостно мелькнула у меня мысль.

– Но я его еще не видела, к нам он не заезжал, – замялась Глаша. – Это не мое дело, – глаза ее налились слезами, – барыня, вы поссорились с Дмитрием Михайловичем? Вы поэтому домой не поехали? До вас все-таки дошли слухи, что у него полюбовница появилась? – и с жалостью посмотрела на меня.

Сердце у меня куда-то ухнуло.

«Все правильно. Он здоровый привлекательный мужчина, ему нужно думать о семье, – успокаивая себя, подумала я. – Вот, кстати, и причина, по которой я не еду домой, – я горько усмехнулась про себя, – лучше и не придумаешь».

– Глаша, не переживай, – я отвернулась, собираясь с силами, – мы разберемся с Дмитрием Михайловичем потом, сейчас нам нужно время, – и перевела тему разговора. – А герцог что-то про Василису написал?

– Нет, только подробно описал, какой должна быть комната Василисы. Василиса уже не дитя, а маленькая барышня, – мечтательно проговорила Глаша.