– Ну, и чем я помогу?

– Заплати ему.

– Ты слышишь, что говоришь? У тебя элитная школа, я плачу за твою учёбу огромные деньги. И ещё должна платить?

– У тебя же много денег. Тебе что, жалко?

– Не в этом дело. Ты соберись и выучи.

– До экзамена два дня, я не успею.

– Нет, я платить не буду.

– Значит, папа заплатит. Сейчас ему позвоню.

– Не смей! Делай всё сама!

– Сама? Я не просила меня сюда отсылать. За многих платят, некоторые за каждый экзамен.

– Как платят?

– Спокойно. А ты что думаешь, что дети богатых сильно умные. Не смеши. Ладно, я поняла, что не поможешь.

– Нет, не помогу. Учи.

– Пока, мамочка.

В квартире стояла та же самая мёртвая тишина. В выходные домработница не приходила, в это время Соня должна была находиться в доме. Хотелось плакать, но Соня не плакала уже много лет, исключив эту слабость начисто.

Стараясь отвлечься, Соня достала из папки чертежи кинозала и уселась за стол в кабинете. Весёлых и ярких картинок не получалось, хотелось выкрасить стены в чёрный цвет.

Соня вспоминала маленькую Эву. Девочка росла замкнутой и опасалась играть с чужими детьми. Даже на новогодние утренники она начала ходить после семи лет. Она любила сидеть в своей комнате и играть сама с собой. Ещё она часто болела, и ей приходилось нанимать учителей, чтобы она не отставала от программы начальной школы. А когда она узнала, что будет жить в элитной школе-интернате, то не плакала, а замкнулась и не разговаривала ни с кем до самого отъезда. С той поры муж ушел из спальни Сони и переехал в ту комнату, где раньше спала Эвелина.

Соня немного нервничала тогда, но недолго. Последние два года особенно много было работы, её фирма стала очень популярной не только в городе, но и по всей стране.

– Пусть едут на Урал, – вздохнула Соня. – Пусть едут куда хотят.

Заплакать так и не получилось. Соня рисовала эскизы, сама варила себе кофе и грызла печенье. Ничего её так не успокаивало, как рисовать чёрной тушью на больших белых листах.

К вечеру Соня сильно проголодалась, но продуктов в квартире не было: домработница пополнит запасы завтра утром. Пришлось заказать себе еду, пятая чашка кофе уже не казалась такой вкусной.

День никак не заканчивался. Хотелось поскорей уснуть и в понедельник в своём офисе забыть об этих неприятных выходных. Все фильмы казались Соне скучными, но, чтобы уснуть, надо было смотреть именно такие.

Соня достала из сумочки куклу кулёму. Вроде бы её подарила ей домработница, но точно Соня не помнила.

Положив куколку рядом с подушкой, Соня пробормотала: – Буду одна, мне никто не нужен.

Ей снилось, что она идёт по рельсам, и её босоножки прилипают к густой чёрной жидкости. Соня знает, что теперь их никак не отмоешь и вернуться уже не получится. Она идёт и идёт, назло себе и маме, назло всем, кто её обидел. Она ещё маленькая, ей лет двенадцать. Её будут сильно ругать, но она идёт по горячим рельсам и шпалам. Одна босоножка прилипла так, что её невозможно оторвать. Почему так жарко, очень жарко…

Глаза открылись, что что-то мешало встать. Горячий воздух проникал с открытой террасы и заполнял всё большое помещение. Соне хотелось пить и свежего прохладного воздуха. Шум моря и жара – неужели она вернулась в дом?

Соня села на край кровати. На красном шелковом одеяле лежала безликая кукла кулёма. Это не был её дом или квартира, это был шикарный гостиничный номер.

Большое зеркало в изящной белой оправе отражало просторную комнату и огромную кровать. Вся мебель в номере была белой, и только красное постельное бельё раскачивало гармонию.

Пока Соня ничего не понимала, было душно, и хотелось убрать лёгкую тошноту. Одно она поняла чётко – на работу ей идти не надо. Уже явно полдень, а не раннее утро.