Она указала рукой на стоящий тут же мягкий стул. Рука была высохшей и казалась слабой, но ничуточки не тряслась.

– Молодой человек, – напомнил о своем присутствии лечащий врач, – помните, о чем мы с вами договаривались.

– Да, пожалуйста, – эхом подхватила суровая Надежда Валерьевна, племянница. – Будьте пунктуальны, пожалуйста.

На вид племяннице давно перевалило за шестьдесят, у нее было зеленоватого цвета недоброе лицо, а на голове красовался пук седых волос с воткнутой в него длинной деревянной шпилькой.

– Доктор, не волнуйтесь, можете спокойно заниматься другими пациентами. И ты, Надюша, сходи, прогуляйся, пока мы с юношей делом будем заниматься.

Формулировки были мягкими, но в голосе бабушки звучали властные нотки. Чувствовалось, что большую часть прожитых девяносто пяти лет эта женщина командовала людьми и принимала ответственные решения. Лечащий врач и Надежда Валерьевна безропотно подчинились и, не сказав более ни слова, вышли из палаты. Бублейникову, правда, показалось, что на лицах у них застыло плохо скрытое раздражение. Впрочем, он мог и ошибиться.

– Итак, – заговорила Дымова после того, как дверь за доктором и племянницей закрылась. – Как вас зовут?

И уставилась на гостя живыми и пронзительными черными глазами.

– Леонид, – представился Бублейников. – Можно без отчества.

– Конечно, – ласково сказала Дымова. – Какое счастье, когда человек может запросто сказать – без отчества. Я вот, к сожалению, не могу предложить назвать себя по имени. Годы, знаете ли, годы. Скажите, вы не будете возражать, если я стану называть вас Ленечкой? Вы мне во внуки годитесь, даже в правнуки. А у меня, знаете…

Дымова не договорила и грустно покачала головой. Затем добавила:

– Мне будет приятно.

– Конечно, называйте. Мне тоже будет приятно, – обреченно выдавил Бублейников.

«Видимо, – подумал он, – это родовое проклятье». Все, абсолютно все женщины, включая столетних старух, не признавали за ним право носить гордое имя сына льва. Ленечка, только Ленечка.

– Прекрасно, – подвела черту под неофициальной частью Дымова. – Теперь объясните, в чем моя задача. Как сказал мне ваш редактор Шустров, книга должна быть написана живо, ярко, увлекательно и при этом быть строго документальной. А вы мне в этом призваны помочь, так?

– Совершенно верно, – кивнул Бублейников, которому уже не терпелось начать допрос с пристрастием. Время шло, и через час или уже меньше, сюда ворвется какая-нибудь Надежда Валерьевна. А потом жди следующего просветления! Впрочем, относительно неадекватности Дымовой у него уже зародились некоторые сомнения.

– Тогда скажите, в чем вы видите мою задачу? Свои дневники и некоторую часть архива я передала издательству.

– Передали, да. И я с ними уже ознакомился. Но, понимаете, там все описано очень схематично, даже суховато немного. Так вот, если говорить о вашей задаче – просто расскажите мне, как все происходило, только более развернуто, с подробностями, вспомните, если можно, какие интересные истории случались во время ваших знаменитых экспедиций. Всякие происшествия, приключения…

– Поверьте, Ленечка, – перебила его Дымова. – Вся моя жизнь – это захватывающий приключенческий роман. Пропавшие члены экспедиции, схватки с бандитами, уникальные находки, аномальные явления, ценнейшие открытия.

– Вот-вот, – обрадовался Бублейников. – Именно это нам и надо. Давайте тогда, не откладывая, приступим к делу. Я включу диктофон?

– Пожалуйста, – кивнула Ольга Святославовна. – И наливайте себе чай, а то остынет. С чего начинать рассказ?

– Если вы не возражаете, – дипломатично начал Бублейников, в голове которого уже выстроилась примерная концепция рукописи, – давайте начнем с экспедиций в пустыни. Гоби, Такла-Макан, Ала-Шань…