Минут пять мы стояли у дверей. Наконец матч закончился. Довольные его исходом болельщики повскакали со своих мест и стали шумно чокаться хрустальными фужерами, то ли с коньяком, то ли с виски.

Бай первым поставил рюмку на стол. Продолжая радоваться победе любимой команды, он развернулся к нам. Это был крепко сбитый, высокий казах. Его лицо украшал огромный шрам, в центре которого выделялся мутный, без явного зрачка, глаз. Я тут же мысленно назвал главаря Циклопом. С довольной улыбкой, Бай подошёл почти вплотную и стал нагло в деталях разглядывать нас, словно рабов на невольничьем рынке. «Глоры» расположились чуть сзади. Неожиданно лицо Циклопа приобрело серьёзный, сердитый и холодный вид:

– Вы кого сюда припёрли? Рехнулись? – он поочерёдно ткнул в нас пальцем. – Этого повесить, а эту откормить и трахать до тех пор, пока она полностью не изотрётся.

В воздухе повисла жуткая тишина. Жуткая для нас с Виолой. Наконец конвоиры за нашей спиной сделали шаг вперёд. За ворот моей куртки привычно схватилась чья-то сильная рука. Но Бай вдруг затряс в воздухе пальцем, резко присел, хлопнул себя по ляжкам и залился во весь голос хохотом:

– Шучу! Шучу! Вы бы видели свои морды! Вот как надо кино снимать. Эмоции, что надо. Таких ни один режиссёришка не добьётся.

Чуть успокоившись, Циклоп положил свою ручищу мне на шею и увлёк к столу. Здесь толкнул меня в кресло и уселся рядом:

– Жить-то хочешь? Ладно не парься. Все хотят жить. Я тоже хочу. Ну как тебе тут?

Я помолчал, уклончиво склоняя голову, то в одну сторону, то в другую.

– Чего молчишь? Язык проглотил? – требовательно повысил голос Бай, разминая свои мощные ладони,

– Проглотишь тут, – я попытался подобием шутки сгладить ситуацию, – такие яства перед носом.

– А, так ты голодный? Ешь! – он радушно махнул руками в сторону стола, приглашая меня к трапезе. – Вон, бешбармак бери. Бери, ешь. Баранина. Самое вкусное в мире блюдо – это наш казахский бешбармак. Ты ешь баранину?

Цельные куски мяса, густо засыпанные луком и самодельной лапшой, были выложены на очень большое блюдо.

– Чего застыл? Ешь давай! Сидит, понимаешь, – он развернулся к своим собутыльникам, стоявшим рядом с креслом. – Может, брезгует?

Я не стал испытывать судьбу и зря злить непредсказуемого хозяина:

– Я не брезгую – я опасаюсь. Всё-таки целую неделю не ел вообще ничего. Теперь боюсь испортить вам праздник.

– Чем ты его испортишь?

– Баранина классная! Жирная! Боюсь, стошнит меня. Можно я только лапши поем и зелени?

– Ух ты, умный. Не каждый день у меня в гостях умные бывают. Ты чего там стоишь, как один тополь на Плющихе? – обратился Циклоп к Виоле. – Иди сюда, покушай с нами.

Девушка зависла, не зная, что предпринять, но человек с автоматом подтолкнул её сзади, чем помог сделать выбор между «плохо» и «очень плохо». Виола хотела сесть рядом со мной, но Бай, схватил её за руку и притянул к соседнему с ним креслу:

– Куда пошла? Сюда садись. Вы сегодня мои гости, поэтому должны сидеть по обе мои руки. Ты тоже мясо не будешь?

Виола миролюбиво кивнула:

– Да.

– Ну ешь, что хочешь.

– А чистую тарелку можно? И вилку.

– О! – Циклоп, чуть подпрыгнув в своём кресле, завертелся по сторонам. – Видели какие женщины у нас в гостях? Это не наши казашки, которым что скажешь, то они и делают. Эти знают, чего хотят и как это сделать правильно. Эй, кто там! – крикнул он, обращаясь куда-то в соседнее помещение. Когда в проёме двери показалась женщина с полотенцем на плече, он снова крикнул: – Неси быстро две чистые тарелки, – после чего переключился на беседу с Виолой. – А вилку и нож тебе никто не даст, – он засмеялся. – Знаешь почему? А-а-а – не знаешь! Нет не потому, что мы боимся тебя. Просто сегодня главное блюдо бешбармак. А его надо есть руками.