Наскоро умывшись и почистив зубы, я хотел было уже покинуть свою комнату, готовый попытаться занять свое место под солнцем, пусть пока и в роли санитара краевой больницы, но тут запиликал мой телефон. Дайте-ка я угадаю – мама? Попытка невинного контроля? Я взглянул на экран – БИНГО! Плюс две тысячи очков, и я выигрываю фарфоровую статуэтку енота-полоскуна!

– Да, мам?

– Ты еще спишь? – неуверенно спрашивает она.

– Нет. Иду устраиваться на работу. Документы со мной, – на опережение выстреливаю я.

– Ты сегодня к нам заедешь?

Соскучились? Не может быть, слишком мало времени прошло. Я не жестокий человек, а в чем-то даже человек чувствительный, но… Я снова это вслух сказал? Забудьте, я просто монстр!

– Нет, ма, не смогу. Дел много. На выходных.

– Завтра?

Тоже ведь ляпнул, завтра уже суббота.

– Нет, в воскресенье.

– Хорошо, но ты обязательно позвони нам, как устроишься на работу.

– Позвоню. Ладно, ма, мне пора. Пока.

Заметили, как быстро произошло разделение – «мы» и «ты»? А ведь шестнадцать часов назад была семья. Да, взрослая жизнь – потемки…

Сара вновь лапками залезла на прутья клетки и наблюдает за мной.

– Даже не думай! Сегодня я тебя с собой не возьму.

Дело в том, что я часто беру ее на прогулки. Только, пожалуйста, не думайте обо мне хуже, чем я есть. Просто Сара любит гулять, а делает она это, удобно устроившись у меня на руках. По земле она ни разу не бегала. Может, боится, а может, ленится. Но это ее право – она ведь девочка. Кажется, сейчас она собирается заплакать.

– Сара, перестань! – я перекидываю сумку через плечо. – Все. Я ушел. Пока. – развернувшись, я покидаю комнату.

В блоке, где находится моя «конура», еще четыре комнаты, общие кухня, ванная и туалет. Когда-то это было рабочее общежитие, но в лихие девяностые его «прихватизировали» ушлые предприниматели и переделали в коммунальные квартиры. С соседями я еще не познакомился, но, судя по пьяным песням, весь вчерашний вечер доносившимся с кухни, люди они простые, компанейские, но абсолютно лишенные слуха.

На улице прохладно и неуютно – говорю же, с летом не задалось. Солнца не видно, тучи по всему небу хмурятся. В такую погоду только стихи писать, а тут – на работу. Ничего, прорвемся! Закуриваю и топаю на трамвайную остановку. Долго ждать не приходится – что-что, а движение общественного транспорта по расписанию здорово наладилось за последние годы. А все говорят, что стабильности нет. Врут!

Устроившись у окна, достаю блокнот и ручку. У меня часто бывает так, что четверостишия сами складываются в голове, будто кто-то стоит рядом и нашептывает их мне на ухо. Мне же остается лишь успевать записывать. Это может продолжаться часами. Позже, перечитывая написанное, я удивляюсь. Думаю, что, если бы мои вирши прочитал кто-нибудь еще, его бы удивлению вообще предела не было. Ну да ладно. Сейчас вот тоже накатило, рука застрочила по листам:

Знаю, не Пушкин, но Пушкины рождаются раз в столетие, да и то не в каждое. А в то столетие, в конце которого родился я, родились Евтушенко и Старшинов, Высоцкий и Башлачев, на нас просто таланта уже не осталось, и так перебор. Поэтому я пишу для души. Наверное… может быть. Как вы сказали? Больное тщеславие? Шекспиры! Ничего, придет время, и я доработаю свои стихи, вот тогда и посмотрим!