Но быстро сообразил, что к чему, и поправился:

– А у меня все равно лучше. Вы не расстраивайтесь, синьор Карлос. Вы старались. И я помогал, аж устал. Деньги давайте, чего тянуть…

Если бы Карл Эмерих с каждым флорином расставался, радуясь так, как сейчас, он давно бы разорился и скончался в нищете.

– Семнадцать нитей, – сказала тетушка Фелиция, подвешивая фигурку брамайна на специальный крючок. – Всего семнадцать. Больше я не умею. Знаете, синьор, мой дед в одиночку управлялся с шестью десятками. Представляете: шестьдесят нитей?

Карл кивнул.

Шестьдесят нитей? – да, конечно! Хоть сто! После чудес, какие вытворяла с марионеткой, лишенной гематрицы, эта полная, круглолицая женщина средних лет, он был готов поверить во все, что угодно. День исполнения мечты. Заветной, сокровенной мечты, с которой Карл уже почти распростился, утратив надежду.

Искусство ручного управления куклой.

Утерянное и забытое.

Искусство, с детства кормившее Карла Эмериха, директора театра контактной имперсонации «Filando», было сродни этому. Так правнук приходится родней собственному прадеду. Даже если дитя никогда не видело патриарха, умершего задолго до его рождения.

– Для изготовления брамайнов, синьор, мы берем камфарное дерево. Оно самое лучшее. А для вудунов – мягкий падаук. Он чудесно передает вудунскую пластику движений. Только нужно заказывать древесину с переплетенными волокнами и завитками. Опять же кедровый запах… Еще полагается, чтоб во время работы с куклой кто-то играл на арфе. Но у Лючано нет слуха. Это большая беда. Я так надеялась, что мы сможем выступать по деревням и даже возле космопорта, на улице… На лицензию мы бы наскребли. Но увы, арфа и Лючано несовместимы. Это ужасно!

– Ничего страшного, – возразил Карл. – У вашего племянника есть другие таланты. Я был бы рад поговорить с вами о Лючано и его будущем, но позже. Как, вы сказали, устроено коромысло марионетки?

– Не коромысло, синьор. Это называется вага, – тетушка Фелиция взялась за конструкцию, к которой сходились нити куклы. – Запомните: вага. Она состоит из стержня, подвижного коромысла и закрепленной планки. Колебания самого коромысла управляют коленными нитями. Еще из основных нитей я отметила бы височные, спинные и ручные. Остальное – нити мастеров. А что вы имели в виду под будущим Лючано?

Вместо ответа Карл наклонился к тетушке:

– Когда вы работаете с куклой, вы все время что-то напеваете. Так надо?

– Нет, синьор. Просто я очень люблю петь. Особенно песню про море и лодку с парочкой влюбленных. Но у меня тоже нет слуха. И голоса нет. Мне никогда не спеть эту песню по-настоящему.

Карл засмеялся.

– Отчего же? Знаете, до сегодняшнего дня я не думал, что когда-нибудь увижу работу с деревянной марионеткой.

– А бывают другие, синьор? Не деревянные?

– Бывают. Хотите, я помогу вам спеть песню про море и лодку? Уверяю, получится гораздо лучше, чем обычно.

Тетушка Фелиция нахмурилась:

– Грех подшучивать над безобидной женщиной, синьор.

– Я нисколько не шучу. Вы согласны, чтобы я помог вам спеть эту песню?

– Согласна, но…

– Никаких «но». Согласны или нет?

– Разумеется, да. Но как вы собираетесь мне помочь?

– Какая вам разница, если вы ничего не теряете? В третий и последний раз спрашиваю: согласны? Имейте в виду: та помощь, какую я предлагаю вам бесплатно, от чистого сердца, в иных местах стоит недешево.

– И в третий раз говорю, синьор: согласна.

– Тогда пойте! – велел Карл, сосредотачиваясь.

Это было несложно: уточнение звука, тактировка, интонация. Карл Эмерих, опытный невропаст, с детства отличался развитым музыкальным слухом и чувством ритма. Случалось, работал с профессиональными певцами, когда те перед записью были не в голосе или не в духе. Да и тетушка Фелиция оказалась клиентом невзыскательным и благодарным. Она даже не хотела брать с гостя денег за куклы, которые он отобрал для себя. Говорила, что песня того стоит.