– Надо будет, сам оттяпаешь.

– Обязательно. Не то зрители могут прийти в смятение при виде уродства нового персонажа. И глупую ухмылку тоже следует замалевать. У меня под нее нет ни одной подходящей пьесы.

– Все в твоих руках. Можешь замалевывать, а можешь специально что-нибудь сочинить под улыбку. Впрочем, как и под длинный нос.

– К сожалению, сочинительством в нашей труппе занимался учитель. Так что придется остановиться на первом варианте.

То ли из-за усталости, то ли от того, что в похлебку действительно было подмешано дурманящее средство – Октавио быстро оказался окутан плотной пеленой сна, сквозь которую не проникало ни единого звука, в связи с чем последующие бормотания старухи остались не услышанными.

– Сильно сомневаюсь, чтобы бес позволил кому-то портить его физиономию. К тому же он великий мастак сочинять небылицы, поэтому с обновлением репертуара проблем возникнуть не должно.

– Ты права, – донесся со стороны кресла-качалки чей-то скрипучий голос. – Только я не бес, а демон.

– Не вижу разницы. Все вы являетесь приспешниками дьявола, стремящимися причинить человеку зло. И угораздило же меня с тобой связаться.

– Тебе самой хотелось угодить властителю ада.

– Да, но я не рассчитывала быть у кого-то на побегушках.

– Тут уж ничего не поделаешь. Такова воля Его Рогатого Великолепия.

– Катись в преисподнюю! – повысила тон рассерженная Эбигейл.

– Смешно до дрожи! – тотчас залился смехом таинственный собеседник, начав неистово раскачивать кресло-качалку.

– Прошу, успокойся! – взгляд старухи коснулся умиротворенного мужского лица. – Иначе гостя разбудишь.

– От твоего зелья пока никто так скоро в чувства не приходил! Ха-ха-ха! Можно забавляться хоть до самого утра. Хи-хи-хи!

Когда Октавио открыл глаза, солнечные лучи уже вовсю струились по полу, постепенно подбираясь к потухшему очагу. Вскочив будто ужаленный, он сперва проверил, как поживает лошадь, и, убедившись, что с ней все в порядке, обратил взор на подарок, дабы получше его рассмотреть. Помимо длинного носа и глупой ухмылки кукла могла "похвастаться" дурацким шутовским колпачком, делающим ее вид еще более нелепым. Также стоило отметить желтую хлопковую курточку – застегнутую на неестественно большие пуговицы, короткие штанишки цвета спелой вишни – напоминающие покроем женские панталончики, и лакированные деревянные башмачки с нарисованными шнурками – в коих обычно ходит беднота. Складывалось впечатление, что кукольный мастер страдал расстройством психики, раз умудрился произвести на свет столь жуткую безвкусицу. А может, он сам обладал отталкивающей внешностью – вот и решил создать назло всем свою копию? Или ему вздумалось посмеяться над будущими хозяевами этого поистине несуразного существа?

– Осторожно! – выкрикнула Эбигейл за секунду до того, как гость попытался прикоснуться к кукле.

В силу преклонного возраста, заставляющего многих стариков мучиться бессонницей, она поднялась на ноги ни свет ни заря и успела обследовать укромные уголки поляны, где должны были распуститься редкие цветы, название которых она хранила в строжайшем секрете.

– Вот черт! – взвыл от резкой боли Октавио, одновременно покосившись в сторону распахнувшейся двери.

– Забыла предупредить. Нос у куклы словно булавка. Так и норовит что-нибудь проколоть.

– Уже заметил! Аж до кости достал, сволочь!

– Не переживай. Есть у меня одна мазь. Любую рану вмиг заживит!

– Прямо любую?

– Поверь опытной знахарке. Любую! Даже смертельную! Неужели я буду врать?

Положив на стол собранный букетик, источающий тонкий горьковатый аромат, Эбигейл подошла к покосившемуся шкафчику, вытащила из него склянку, наполненную странной серой субстанцией, и направилась к креслу-качалке. Через минуту Октавио выпал случай стать свидетелем настоящего волшебства. Стоило мази покрыть саднящую рану на указательном пальце правой руки, как все болезненные ощущения тут же исчезли. А еще через минуту, когда мазь оказалась стерта, исчезла и сама рана.