На самом краю лавки я увидел нечто сильно выделяющееся из безликой массы. Это была кукла. Вся испачканная, платье в заплатках, волосы спутаны в один грязный комок, который некогда был прической. Вся лицо ее было в разводах, а под глазом черная капля, так что создавалось впечатление, будто она плачет черными слезами безысходности. Но что привлекло мое внимание – это глаза. Два крохотных стеклянных голубых глазика смотрели безжизненно перед собой, застывшие в нелепом удивлении. Я присел на корточки, так что наши глаза оказались на одном уровне, но она смотрела сквозь меня, в пустоту. Было в ней что-то трагичное, измученное, но несломленное. Где-то глубоко в ее взгляде читался огонь. Я был поражен этими стекляшками и тем, как художник-кукольник старался, рисуя эти глаза. Сама природа не смогла бы сделать лучше. Почему-то мне захотелось ее погладить, причесать, умыть, заботиться о ней. Я стал думать о том, как привожу ее в порядок, как стираю ее одежду, вычесываю прядь за прядью и как они теперь лоснятся в моих ладонях. Я сам не заметил, как рука потянулась к ней, и опомнился, когда увидел свои кривые пальцы у самого ее кукольного личика. Я смутился и замешкался на секунду, а потом вытер ту грязную каплю, что делала ее лицо столь печальным. Когда я убрал руку, мне показалось, что в ней что-то изменилось. Взгляд словно перефокусировался на меня и уже не был таким безжизненным. Мне даже показалось, что она улыбнулась мне, но потом я вспомнил, что просто еще не видел ее губ. Маленькие алые губки были крепко сжаты, и на них потрескалась краска, они словно открытые раны. «Мы это исправим», – почему-то проговорил я.

– Скажите, а сколько стоит кукла?

– Парень, у меня нет кукол, – бодро ответил продавец и тут же продолжил: – Но если вдруг найдешь, то она твоя за сто рублей. – Он указал пальцем на свою вывеску.

Я протянул деньги, а продавец даже не поглядел в мою сторону. Снова наклонившись, я вытянул обе руки и поднял куклу. Она была довольно большой, может сантиметров пятьдесят, но я все же несколько удивился ее весу. Возможно, то была совсем старая кукла, и внутри нее был металлический каркас. Но я недолго этому удивлялся, а скоро и вовсе позабыл. Но что меня поразило и окончательно убедило в правильности моего выбора, так это то, как она утонула в моих объятиях. Видимо, кукла была очень искусная и когда-то, может, очень дорогая. Ее руки так нежно прикоснулись ко мне, словно обняли, а головка аккуратно легла на плечо. Я, клянусь себе, даже почувствовал некоторое тепло, образовавшееся между нами, и был очень этому доволен, ведь все мое тело радовалось в тот момент.

Конечно же, мое неожиданное увлечение вряд ли можно было назвать хоть немного нормальным, но я тогда об этом не задумался. Мне все равно не с кем было этим делиться.

Прошла неделя, как я въехал в новую квартиру, мрачные мысли меня совсем покинули. Я нашел себе увлечение. Может, не в пору взрослому мужчине, но я чувствовал неумолимую тягу к проявлению заботы. Возможно, лишенный таковой в детстве, я стремился это компенсировать, но меньше всего мне хотелось сейчас думать об этом. Впервые в жизни я просыпался утром с мыслью не только о самом себе.

Всю неделю я заботился о своей кукле, купал ее, подобрал на развале для нее новую одежду. И даже усаживал ее за своим столом во время завтрака и за ужином. Страшно скучал на работе, пока ее не было рядом. Ее волосы, к сожалению, не оказались золотистыми, как я себе представлял, но это было уже неважно. Цвет ее глаз ничто не могло изменить. И с каждым днем мне казалось, что эти милые синие глазки все с большим теплом смотрят на меня.