– Нет.

Катя помолчала. Глянула удивлённо.

– Ты откуда такой? – И сама налила на поверх картошки масло. – Мешай теперь лопаткой вот этой. Посоли. И следи, чтобы не подгорело. На газе быстро.

Уткнувшись взглядом в пол, Олег механически елозил лопаткой по сковороде. Катя, картошка, голод отошли на второй план. Опять показалось, что, если рвануть прямо сейчас – успеет, вернётся.

Терпеть не было сил; он подхватил сковородку, рывком, до скрипа повернул переключатель и погасил газ.

– Не дожарилось же ещё! – воскликнула Катя.

– Ничего… Спасибо…

Держа сковородку на вытянутой руке, забыв на общем столе остатки картошки, он выбрался в коридор и побрёл к своей комнате.

– Всё в порядке? – окликнули из кухни, кажется, Катя, а может, кто-то другой.

Олег мотнул головой и ускорил шаг. Навалившись на дверь, почти упал внутрь комнаты. Сковородка накренилась, половина кривых, недожаренных долек просыпалась на пол. От запаха масла кружилась голова. Олег сунул сковородку в пустой шкаф, захлопнул дверцу, нараспашку открыл окно и встал, вцепившись в подоконник. Где-то на горизонте сверкали те самые высотки, на которые он ещё утром смотрел из своей родной квартиры. Правда, вид отсюда открывался совсем иной.

– Дауншифтинг, – пробормотал Олег, чувствуя, как горячо и щекотно становится за переносицей. Огоньки за решёткой поплыли вбок, и он понял, что кружится голова. Держась за мебель, добрался до кровати. Сел. Лёг. Закрыл глаза и провалился в темноту – плотную, вязкую, неизмеримо глубокую. Падал и падал, никак не достигал дна, устал лететь. На уши давило, белые всполохи под веками вертелись волчком, тьма сгущалась, а падение длилось и длилось.

Когда оно кончилось, Олег открыл глаза и понял, что наступило утро.

В школу не надо. Квартира пристроена. В банк – нужно, но не горит. В институт – то же самое, да и что там делать? Устраиваться надо летом, во время приёмной кампании. Можно, конечно, сходить, посмотреть, разведать – может быть, Наталья права, не стоит искать лучшего от хорошего, сюда же и поступать. Но Олег даже представления не имел, на кого учат в этом инженерном. Да и к математике с физикой никогда не тяготел.

– Ладно. Посмотрим…

В любом случае, на дворе стоял февраль, и думать о поступлении было не то чтобы слишком рано… но и не впритык. Дело терпит.

Мамины счета тоже терпят; после того, как арендаторы дали залог и за душой появилась наличка, стало спокойней. За ночь навалилась тупая тоска, приглушившая и звуки, и краски. Что-то хорошее всё-таки было во вчерашнем дне – теплилось такое чувство; но что именно – Олег вспомнить не мог, будто перед глазами задёрнули занавеску.

Проснувшись, он долго пялился в сетку верхней кровати и просвечивавший меж прутьев матрас. Перебирал варианты, пытаясь отыскать себе дело. Но причины встать прямо сейчас, сей же миг, не находил.

Снаружи клубились тучи. Кто-то сновал по коридору, но шумели несильно.

– Спать. Спать.

Но больше не спалось; ёжась, Олег натянул одеяло до носа, но холод пробирал до костей. Сел, дотянулся до куртки, накинул на себя, лёг снова. От куртки почему-то пахло дымом, и манжеты были противно-влажные. Где он вчера был? Что делал?.. С кем?..

Вспомнилось про картошку. Тут же набежала слюна. Он ведь так и не поел накануне. Где был? Что делал? Тут же пришла на ум Катя, с усталыми глазами и рыжими косами. Как он с ней познакомился, где видел, при чём тут картошка? Но сковородку из шкафа Олег всё-таки вытащил, водрузил на стол, спохватился: есть-то нечем. Наломал руками купленный вчера хлеб. Управляясь двумя горбушками как китайскими палочками, принялся за холодную, несолёную, полусырую и кое-как нарезанную картошку.