– Серафима из Челябинска. Я тебе её подгоню, – пообещал из-за спины Писистратов.

Он тут же стал набирать телефон кукольной девушки, а я краем глаза увидел очередную сцену фотосессии. Все трое обнажились, негр Иван вилял бедрами, безуспешно пытаясь раскочегариться, а мама силком тянула руку хнычущей девчонки к его жутким причиндалам, словно к раскаленной сковороде.

– Алё. Серафима? Это дядя Филипп звОнит, – сказал Писистратов в трубку и подмигнул мне.

Несмотря на свою неземную красоту, Серафима оказалась простой уральской девкой из деревни Фер-Шампенуаз Челябинской области. Возможно, прапрабабушка Серафимы была умыкнута из покоренной Франции каким-нибудь уральским казаком, и в этом был секрет её изящества. Но манеры и запросы Серафимы были самые немудрящие, уральские.

– Меня Серафима зовут, можно Сим-Карта, – представилась она.

А затем сообщила, что минет в её интерпретации стоит триста пятьдесят рублей, один час любовных утех – вдвое больше, а целая ночь восторга – всего полторашку. Когда же я ответил, что пригласил её по другой части, она совсем растерялась, ибо ни с какими другими мужскими запросами пока не была знакома. Я предложил её чего-нибудь выпить. Она обрадовалась и попросила маленькую бутылочку импортного пива, чтобы не потолстеть. Сразу было видно, что она не привыкла к людской щедрости и рада хоть просто посидеть без физического труда.

Мы разговорились. Сим-Карта была студенткой колледжа культуры и искусств, где её научили ловко кувыркаться и лазать по шесту, прежде чем исключить за глупость. У бабушки в деревне Фер-Шампенуаз остался её ребеночек, прижитый от местного словесника в пятнадцать лет. Учитель, этот краевед, эстет и педофил, дал ей, так сказать, путевку в жизнь, приохотив к прекрасному. Сим-канрта с восторгом вспоминала свои школьные годы и занятия художественной самодеятельности, которые, в конце концов, довели учителя до тюрьмы.

Пол ребеночка не уточнялся. Сим-Карта его не видела почти четыре года, но регулярно высылала ему деньги от своих трудов и мечтала забрать к себе в город, когда купит жилье. Покупка собственной квартиры была идефиксом Серафимы, ради которого она даже отказывалась от группового отдыха в Египте за счет предприятия. Впрочем, ей нравилась её работа – как на сцене, так и вне её. Она считала, что делает полезное дело, и относилась к своим клиентам с пониманием. Среди них были люди достойные: священники, артисты, видные коррупционеры. На всякий случай я тут же уточнил, не приходилось ли ей ублажать некого Какаяна, но это имя ей ничего не говорило.

Разговор перешел на книги. Оказалось, что весь свой досуг девушка посвящала запойному чтению, предпочитая лакированные произведения жанра «фэнтези» дамским романчикам, которые она считала вопиющим искажением действительности.

– А ты… что читаете? – спросила она меня одновременно на «ты», как клиента, и на «вы», как интеллигентного человека.

– «Франкенштейн» – слышала?

Серафима пожала плечами. И вдруг меня осенило:

– Читала «Три толстяка»?

Девушка так и взвилась.

– Ты чё! Мы в школьном театре представляли эту постановку.

– Кого же ты там представляла? – чужим голосом спросил я.

– Куклу наследника Тутси, – просияла Серафима и прошлась по кафе походкой заводной куклы.

Она ничуть не удивилась моему предложению. О цене мы столковались так легко, что я пожалел о своей поспешной щедрости. Я пообещал выдать девушке семь тысяч перед началом операции и столько же по её успешном завершении. То есть, после её замены механической копией. Когда и каким образом произойдет эта замена, я пока не знал. Но для меня, как для приговоренного к смертной казни, и несколько дней оттяжки казались целой вечностью. И я, как беременная школьница, надеялся, что через несколько дней все рассосется само собой. К счастью, Серафима не спрашивала меня о сроках контракта. У меня даже сложилось впечатление, что она рада самой возможности поблаженствовать в чертогах олигарха.