- Смотри как болт на тебя реагирует, прямо как по команде, — слегка от меня отстраняется, дает воздуха глотнуть, — хочет тебя уже. Ты так сладко постанываешь, что у него все тормоза срывает.

Глаза распахиваю и смотрю на него как на больного, умалишенного. Это где он мои стоны услышал? То, когда я всхлипывала от отчаяния? За возбуждённые стоны принял? Совсем идиот? Какие женщины у него были, если он это возбуждением считает?

— Это его проблемы! - Тихо произношу, — научись себя контролировать и все будет хорошо.

- Контролировать? - Брови выгибает, а после смеяться начинает, да так громко и страшно, что я вздрагиваю и глаза прикрываю. Не то я сказала, нужно рот закрытым держать. Только повод ему даю еще больше пошлостей и угроз мне сказать. - Я себя уже контролирую, потому что беседы с тобой веду вместо того, чтобы раком поставить и свое взять. Наказать тебя так, чтобы голос свой сорвала на хрип! Чтобы встать на ноги не могла!

— Это ты имел в виду, когда отцу моему говорил, что в жену меня возьмешь? Раком ставить и издеваться? Силой брать? По-другому не умеешь? - Опять слова из меня вылетают быстрее, чем я обдумать их успеваю. Я нарвусь, доиграюсь, сейчас договорюсь и он все свои угрозы в жизнь воплотит...

- Я в жену девочку хотел взять, ангела, чистую и послушную, незапятнанную, — носом по моей шее ведет и вверх поднимается, коленки труситься начинают... Он странно на меня действует, на коже мурашки появляются, кончики пальцев начинает как будто маленькими иголками покалывать. Его действия с моим телом что-то непонятное творят. Я его ненавижу, презираю, тварью последней считаю, а тело моё на это все реагирует. Фу! Мерзость! Гадость! Он вроде как животное какое-то себя ведет, а вроде, как и ласковым быть пытается. Но слова его меня как будто отрезвляют, по — живому режут и в реальность возвращают. Не может он нормальным быть, ублюдок конченный! - А мне блядина гулящая досталась! Та, что по мужикам шляться любит!

10. Глава 10.

- Пусти меня! - Сквозь стиснутые зубы рычу, поднимаю руки и ногтями в плечи его вонзаюсь. Хочу боль ему причинить, заставить отстраниться. Отойти от меня и перестать в меня тыкать этой штуковиной огромной! Сейчас уже кажется, что лучше бы меня в подвале тогда оставил. Лучше в грязи с крысами жить, чем в тепле, но с ним.

- Что, не нравится, когда правду говорю? - Усмехается. Я его лица не вижу, потому что он с шеей моей забавляется. Горячо дышит мне на кожу. Не вижу его, но чувствую, по интонации понимаю, что он сейчас улыбается, — чего бесишься? Ведь знала же, что расплата будет? За все в этой жизни платить придется!

И кожу мою на шее прикусывает, слегка зубами впивается. Стон с губ моих срывается от неожиданности, от страху того, что сейчас до крови кожу мою прокусит. От моего стона его огромная дубина дёргаться начинает, я это животом чувствую и тут же дыхание задерживаю. Кошмар! Господи, прошу тебя, спаси меня от этого бессердечного урода! Заставь его руки от меня свои мерзкие убрать!

- А ты когда по долгам своим заплатишь?! - Снова мой язык начинает сам по себе жить. Не могу я молча стоять и терпеть все это извращение.

- Не скоро, — отстраняется от моей шеи, и я выдыхаю. Облегчение пришло, но, когда он ко мне снова прикасается, все тело опять напрягается, вытягивается как струна, а внизу живота горячо становится, а мозги как будто затуманиваются. Не понимаю я, что это творится.

- Я уйти хочу, — голову задираю и в глаза его холодные смотрю. Он опять взглядом таким пронизывает, что внутри все в лед превращается. Умеет он одним взглядом к стенке припечатать, чтобы даже не шевелилась. Чтобы не хотелось пошевелиться.