– Клара, это мы, – кашлянув, произнёс Насыров.

Женщина в шезлонге пошевелила головой и открыла глаза.

Ника неоднократно пыталась представить себе Клару, отталкиваясь от старых фотографий в Интернете, и всё-таки с трудом сдержала болезненное удивление. Даже в сердце кольнуло. Всего тридцать с хвостиком, но вот…

Клара производила впечатление молодой актрисы, которой начали накладывать грим пожилой женщины, да по какой-то причине бросили на полдороге. Действительно, рыжая. Медно-рыжая, в отличие от светло-рыжей, почти русой, Ники. Волосы пышные, блестящие. И кожа, вполне себе ничего, гладкая и загорелая.

Только вот лицо уже чуть одутловатое, и под глазами припухлые кружочки, предвестники мешков. А на левой щеке, от угла скулы к носу, по диагонали, три тонких, но заметных, шрама. Следы от знаменитого падения на стеклянный столик. Как же она умудрилась – с лестницы и на столик?

Но больше всего поразили Нику глаза – большие, но запавшие, и какие-то безжизненные, со старушечьей тоской. Такие глаза были у матери, когда она уже сильно и безнадёжно болела.

– Здравствуйте, Клара Агзамовна. – Ника изобразила самую наивную и открытую улыбку, которую смогла.

Клара моргнула, и в глазах появился блеск. Лицо сразу помолодело. Ника с любопытством наблюдала за преображением. Нет, не так уж и плохо она выглядит. Спала, наверное, или дремала, вот спросонья и… Хотя, какое спала, если всего десять минут назад стояла на террасе?

– Можешь идти, Рустам. Сами разберёмся, – лениво произнесла Клара, игнорируя Никино приветствие.

Насыров тут же исчез, словно испарился, оставив Нику у входа.

– Никогда не ходите здесь в джинсах. У вас в шкафу висит униформа. Ходить только в ней.

Ника кивнула. Похоже, подумала она, я ей сразу не понравилась.

– Что так уставились на меня? Слишком уродливая?

– Нет, – сказала Ника, отрицательно покачав головой. – Наоборот. Вы… вы очень яркая женщина.

– Что???

Клара подалась вперёд. Даже сквозь загар на щеках проступил румянец. Оп-ля! Мы, значит, тоже краснеем? Или я уже успела довести её до бешенства?

– У вас удивительно красивое лицо. Извините, если я…

Клара громко втянула воздух через нос.

– Если ещё раз скажешь подобную чушь, то вылетишь отсюда, как пробка. Не выношу, когда мне врут и грубо льстят.

Ага, перешла на «ты». Быстро же она ставит меня на место.

– Тогда не заставляйте меня лгать.

– Что-о? – в голосе Клары просквозило недоумение.

– Меня предупредили, что я должна вас во всём слушаться. И не возражать. Если вы не хотите, чтобы я говорила то, что думаю, то в следующий раз я солгу.

Клара молчала, откинувшись на спинку кресла. Моментально успокоилась? Или просто офонарела от наглости новой сиделки и готовится послать её куда подальше?

Ника лихорадочно соображала, как вывернуться из скользкой ситуации. Надо же, пройти собеседование у Эйдуса и так нелепо проколоться перед Кларой в первую минут знакомства. Леди мне этого не простит.

– Когда я вас увидела, я подумала… я подумала, что вы походите на леди Годиву. Честно.

Сравнение всплыло в мозгу интуитивно, откуда-то из подсознания. Ника ещё не успела толком понять, что сказала, но заметила, как в лице Клары что-то дрогнуло.

– Ты знаешь о леди Годиве?

– Читала в Интернете. И картинки видела. Она очень… эффектная.

На губах Клары появилась еле заметная улыбка. Или усмешка?

– Считаешь, что я на неё похожа?

– Да, – подтвердила Ника. Отступать было поздно. Что там эта Годива делала? Рыжая, это точно.

– Ну, голой на лошади ты меня вряд ли увидишь. А вот без лошади…

Всё с той же полуусмешкой-полуулыбкой она смотрела прямо в лицо Нике, и та, смутившись, отвела взгляд. И почувствовала знакомый прилив крови к лицу. А ещё говорят, что рыжие – бесстыжие. Хотя, кто сказал, что краснеют лишь от стыда?