– Сюда, сюда, – хлопотливо пригласил Агафонов и повел важного гостя к своему лифту, спрятанному за кадками с цветами. Приложил брелок к считывающему устройству и уже подумал, что легко отделался.

– А какие у вас отношения с Демьяновским? – пристально глядя глазками-буравчиками, поинтересовался Кармигодян. Да еще и губки сложил бантиком. Невысокий полный человечек явно стремился выразить всем своим нутром недовольство случайной встречей.

Еще можно было наплести какую-нибудь чушь, рассказать о Ромкиных долгах и методах их устранения. Типа Демьяновский хочет в новый год войти без долгов… Но не успел он обдумать легкую и обтекаемую фразочку, как в разговор влезла Дана.

– Так они же дружат с Михаилом Александровичем, – рассмеялась она. – Друзья детства!

Сальный взгляд гостя, каким он задумчиво осматривал Дану, тут же сделался злым.

– Я полагаю, – выговаривая каждое слово как приговор, заявил Кармигодян, – наша сделка отменяется. Роман Андреевич – самый нечистоплотный человек в городе. И если вы дружите с ним… – он развел руками и степенно удалился. Агафонов молчал. Лишь проследил взглядом, как, проходя мимо стойки охранника, незадачливый инвестор раздраженно швырнул пропуск.

– Сука, – проскрежетал Агафонов и, схватив Дану за руку, впихнул в кабину. – Тебе кто позволил пасть открывать? – рыкнул он, когда закрылись двери. – У тебя башка – только шапку носить, а рот, чтоб отсасывать. Идиотка конченая, – проорал он, вываливаясь из лифта. Прошел к себе, хлопнув дверью. И даже не заметил, как Дана, ревя белугой, бросилась в свой кабинет. Быстро покидала в сумку вещи и уехала домой. Потом, конечно, Ольга доложила и Кислицын донес.

– Правильно сделала, – гневно прорычал Агафонов. – Иначе б уволил прямо под елкой, – поморщился он и до конца дня пытался понять, как выпутаться из дебильной переделки.

«Без Кармигодяна обойтись можно, но нежелательно, – хмыкнул он про себя, задумчиво глядя в окно. – И с Ромкой ссориться неохота», – тяжело вздохнул он и, поднявшись к себе наверх, взял Зака и отправился с ним в парк.

«Морозный воздух приведет меня в чувство и подскажет решение», – подумал он. Но вместо поиска решений всю прогулку представлял Еву в восточном костюме, смеялся, глядя на здорового пса, дурашливо гоняющего голубей на пустой аллейке, и снова, предвкушая ночь в объятиях Евы, корил себя за глупое поведение.

Поэтому, едва дождавшись шести часов, сразу заявил безапелляционно:

– Сначала подарки, потом спектакль, затем банкет и танцы. Расходимся в двенадцать. Кто решит заночевать в офисе, советую заранее написать заявление об уходе. Мне надоело шугать парочки по этажам. Валите домой или в отель, друзья мои!

Народ тут же заметил дурное настроение шефа и исчезновение Даны и счел за благо согласиться.

– Ну что, друзья, – громко воскликнул Агафонов, чувствуя себя Дедом Морозом. – В этом году вы все были хорошими девочками и мальчиками, – хохотнул он, – поэтому все получают подарки! – проорал он, раздавая конверты сотрудникам. И внезапно почувствовал, как улучшается настроение.

«Да хрен бы с ним, с этим Кармигодяном! Каждая собака в городе знает, что мы с Демой друзья. Разошлись до начала проекта, как в море корабли. Никто никому ничего не должен», – хмыкнул он, заметив, что Евы и других артистов в зале нет. А когда все расселись по местам и в зале потух свет, он ощутил небывалый восторг. Как когда-то трехлетний Егор на первой в жизни елке в городском театре.

Сам спектакль ему понравился. Хорошо сложенные Юлькины стихи незаметно переплетались со строками Пушкина. Получилось смешно и злободневно. Агафонов отвлекся лишь на секунду. Прочел покаянное сообщение Ромки: «Прости, брателло!» и его же восторженное сообщение с матом и смайликами: «Все получилось, твою мать!». Это означало только одно: прохвост Дема везет свою пассию в Доломитовы Альпы. А дурень Агафонов остается дома и празднует Новый год в одиночестве. «А может, действительно, рвануть в Красную Поляну?» – задумался он и оторопел, увидев, как из шатра выплывает восточная дива в полупрозрачной зеленой юбке и коротком топе с глубоким декольте и длинными рукавами.