Это моя фраза! Это я должна рваться из западни с голодным зверем, а не наоборот.

Охранник заглядывает в камеру, странно косится на меня. В таком же потерянном состоянии. А я что? Я вообще ничего сделать не успела.

– Девку никуда не отпускать, — последнее, что слышу. А после Эмира куда-то уводят, и я остаюсь в одиночестве.

Я продолжаю сидеть на столе, обнимаю себя за плечи. Всё произошло так быстро, что я даже сообразить не успела. Вот этот бандит ко мне пристает, а после пытается сбежать. Может, ему плохо стало? Возможно довести зэка до инфаркта просто тем, что тебя раздели?

Я спрыгиваю на пол, кручусь, пока не замечаю зеркало. Уверенно направляюсь к нему. Хочу увидеть, что так напугало Сабурова. Ну, я ведь хорошенькая, не страшная, чтобы так бегать. Я даже похудела со всем этим стрессом. Грудь небольшая, но она есть. Приличный второй размер. С пуш-апом даже третий получается. Может Буйный поэтому разочаровался? Личная неприязнь к подкладкам? Тем более, если я ему не понравилась, то зачем оставлять меня здесь?!

Минуты начинают тянуться вечностью. Никто не появляется, не сообщает, что случилось с Буйным. Будто обо мне совсем забыли. А если мне придется здесь ночевать? Я ведь не преступница какая-то, чтобы держать меня взаперти!

Я меряю комнату шагами, прислушиваюсь к тишине. Да что ж случилось-то? С сомнением поглядываю на еду, которую мужчина не успел сбросить со стола. Принюхиваюсь, но пахнет вроде хорошо. И на вкус должно быть нормально, раз мужчина всё-таки съел немного. Сама я пробовать не рискую, от греха подальше. Алису я люблю, но её кулинарные способности никогда не проверяла.

Эмир там вообще живой, хоть немного? А если он умрет, меня посадят? Убила заключенного – неплохой сюжет для новостей.

Через небольшое окно слежу, как садится солнце. Значит, прошло уже несколько часов. Что столько времени можно делать? Или Эмира в вытрезвитель забрали? Может, ему совсем пить нельзя? А он хорошо к водке приложился, хотя и говорил, что она ужасная.

– Наконец-то, — выдыхаю, когда дверь открывается. Спешу на выход. – Я могу уходить?

– Не спеши, — охранник недобро скалится, не пропуская. – Выкладывай давай.

– Что выкладывать?
– Кто тебя нанял и чем ты Сабурова отравила?

Отравила? Я?! Хлопаю ресницами, пока до меня медленно доходит смысл его слов. Боже, Эмиру действительно стало плохо из-за еды? Настолько, что меня теперь подозревают в покушении?

– Я… Эм… - неловко переминаюсь на месте, бросаю взгляд на лоточки. – Я ему покушать приготовила. Видимо, не очень хорошо получилось.

– Не очень хорошо? Буйный за жизнь сейчас борется. Личная просьба от меня – лучше вообще больше не готовь. Никогда!

Я обиженно вспыхиваю. Пусть готовила не я, но ведь подруга старалась! Подумаешь, не получилось идеально. Она ведь не для зэков готовила, кто же знал, что они такие слабенькие?

– Может, это не из-за еды? Он ещё выпил, — бесстыдно сдаю мужчину. Пусть ему штраф влепят, а меня оставят в покое. – Водку. Я одолжила её у знакомого.

– Какую?

Я протягиваю охраннику бутылку, тот долго изучает этикету, брезгливо держит за горлышко. После качает головой.

– Ты с бомжами дружишь или как?

– Да почему с бомжами-то?! Нормальная она. - Я знаю, что отчим Алисы пьет всё, что попадается под руку. Но он никогда ничем не травился, живее всех живых. Не могло же Сабурову стать плохо всего из-за одного глоточка?

Я нервничаю, одергиваю кофту. Сжимаю тонкую ткань, будто сейчас мою одежду заберут и выдадут тюремную униформу. И я сразу в колонии окажусь, потому что чуть не убила Буйного.

– Это всё я забираю, — выдает охранник в итоге. – Отдам доку, тот решит, чем именно ты траванула Буйного. Молись, чтобы Сабуров не оклемался.