Отпрыск и не думал реагировать на слова матери. Видимо, такие пустые угрозы были не впервой. Надо думать, он знал, что заботливая и обожающая его чрезмерно мамаша никуда не денется. Он продолжал взлетать под потолок, одновременно вопя, как раненый бегемот, добивая пластмассовые игрушки. Все прикроватное пространство было усеяно острыми осколками разбитых игрушек. Неля, пунцовая от бессилия и неловкости, продолжала угрожать Дюсику своим уходом. Но ей не стоило сотрясать воздух пустыми угрозами. Дюсик на них чихал с высоты нашего потолка, а потолок, скажу я вам, у нас трехметровый. И тут уже лопнуло мое терпение.

– Достаточно! – строго сказала я. – Ты сломаешь нам кровать, сейчас же прекрати!

И то ли от усталости, то ли от того, что машины были окончательно доломаны, Дюсик остановился. Неуклюже слез с кровати и, как ни в чем не бывало, повернувшись к пунцовой, похожей на свеклу Неле, слащаво-приторным голоском произнес:

– Мамочка, какая же ты у меня красавица, просто прелесть! Молодая и тоненькая, как девочка, – при этом юный льстец выпячивал и надувал губки, заламывал ручки и закатывал глазки.

К мамочке тут же вернулся здоровый цвет лица, и она, с восторгом глядя попеременно то на меня, то на Дюсика, произнесла:

– Видишь, какой он у меня ласковый, интеллигентный и необыкновенно честный мальчик.

«Да, – пронеслось в моей голове, – честный, особенно по части слов “молодая” и “стройная”». Но мамочке до боли хотелось в это верить, а хитрый сынуля знал, на какие струнки надавить.

– Ты тоже красавица, и волосики и глазки у тебя просто прелесть, – уже повернувшись ко мне, пропел маленький льстец, при этом он продолжал выпячивать губки, заламывать ручки и закатывать глазки. Мне стало не по себе: мальчик шести лет поет такие дифирамбы! Ни дать ни взять будущий Казанова. Неля же не скрывала своего обожания и с гордостью взирала с высоты своего роста на сотворенное ею чудо. А чудо, поковырявшись в носу, басом произнесло:

– Я хочу писать.

– Сейчас, сейчас, мое солнышко, потерпи, – заторопилась Неля, извлекая из дамской сумочки яркую пластиковую бутылочку.

– Дюсик не любит унитазы, – тут же пояснила она, – у него есть любимая бутылочка. Да, мой хороший? Идем, – сказала она, и парочка удалилась в туалет.

«Да, прелестно, – подумала я, – писаем в любимую бутылочку, а какаем в именную коробочку?» И еще как-то сами собой пришли на ум слова мудреца о том, что родительская любовь слепа.

Проводив своих новых знакомых, я принялась наводить порядок в комнате. Под ногами хрустели осколки пластмассы, смятые журналы и куча оберток от конфет. В комнату заглянул сын.

– Ну и знакомые у тебя, мам, – хмыкнул он, – а этот Дюсик просто герой фильма «Вождь краснокожих».

– Он еще маленький, – как-то не очень-то уверенно ответила я, – ему только шесть лет.

– Маленький, – пробурчал Андрюшка, – а ругается, как большой. Мам, – жалобно сказал сын, – не приглашай его больше, а то он все мои игрушки разломает.

– Ладно, – пообещала я, – неси мусорный пакет, будем наводить порядок.

Подготовка к отпуску шла полным ходом, а еще были хлопоты по дому, и поэтому с Нелей и Дюсиком мы увиделись только накануне отъезда. Она забежала ко мне и с порога спросила:

– Сколько у тебя будет сумок с собой в дорогу?

Я ответила, что вещей возьму немного – один чемодан на колесиках, так как не хочу носиться с торбами по поездам и самолетам.

– Хорошо, – облегченно вздохнула Неля, – а то у нас вещей – десять рук не хватит.

– Как же ты собираешься с ребенком на руках и столько вещей брать? – спросила я.

– Ничего, не впервой, да и ты, думаю, поможешь, – она весело подмигнула.