– Вот, это мой паспорт. Я Любомирцева Галина Владимировна, по всем правилам прописана в этой комнате. Вместе со мной живет моя дочка, Любомирцева Катя, трех лет. Если вы к нам пришли – добро пожаловать! А насчет мертвых душ спрашивайте у прежнего коменданта общежития, это он умудрился прописать на двенадцати квадратных метрах одной комнаты еще одиннадцать совершенно посторонних баб! – Галина шлепнула паспорт на покрытый клеенкой круглый стол и уперла руки в боки. – Мы-то с дочкой тут по закону живем, если не верите, могу еще решение суда показать!

– Верю, верю, не волнуйтесь! – я успокаивающе улыбнулась. – Я поняла ситуацию и уже ухожу, не буду вас больше беспокоить. Скажите только, где я могу найти коменданта, о котором вы говорили?

– Где-то в Сибири, на Колыме, точнее не скажу, но у вас полно времени на поиски: за свои махинации он будет там еще года три, – насмешливо ответила Галина.

Сказать на это мне было решительно нечего. Я вякнула: «До свиданья» – и удалилась, оставив Галину сердито вытряхивать пыльные коврики над головами прохожих.

Ругань и кастрюльный звон на первом этаже уже стихли. В облезлом кресле у стола вблизи демаркационной швабры сидела дородная тетка в старомодном батистовом платье с рюшами. Платье романтического фасона плохо сочеталось с фигурой тетки и уж совсем никак – с ее лицом. Цветом, формой и фактурой это лицо было один в один похоже на типичное изделие завода строительных материалов – одинарный керамический кирпич для внутренних перегородок. В настоящий момент в кирпиче имелась полость, в которую алюминиевой ложкой из стеклянной банки методично загружались порции пищи. Тяжелые, каменной крепости челюсти перемалывали еду быстро и решительно. При этом выражение лица грозной бабы было пугающим. Я бы не удивилась, узнав, что искатель любовных утех был не просто изгнан из общежития, а вообще проглочен теткой-людоедкой с потрохами и парой жестяных шаек в придачу. В студенческие годы я вдоволь наобщалась с общежитскими вахтершами и до сих пор уверена, что агрессивной разновидности этой породы строгих теток обычный человек противостоять не может. Встречаются, конечно, на сторожевых постах и добрые бабули, но это редкость. Ошибка природы.

Только теперь я заметила, что стол кирпичнолицей вахтерши так тесно уложен книжечками каких-то удостоверений, что напоминает черепичную крышу. Видимо, весь пришлый люд на входе в общежитие дисциплинированно сдавал свои «корочки». Следовало ожидать, что церберша непременно поинтересуется, на основании какого разрешительного документа я проникла на охраняемую территорию. Не зная, что сказать, я уже приготовилась притвориться серой мышкой и со всей возможной скоростью юркнуть под заградительную швабру, но тут увидела за спиной вахтерши нечто очень привлекательное для каждого уважающего себя частного сыщика.

На стене за сторожевым постом висело некое дегенеративное подобие мебели. Не полка, не шкафчик… Что-то вроде плоского фанерного ящика с перегородками, разбивающими емкость на многочисленные ячейки. Ячейки были подписаны буквами кириллицы. Я вперила жадный взор в клетку, обозначенную как «П-Р-С». Я знала, каково назначение недоразвитого шкафчика: это был общежитский почтовый ящик. В ячейке, подписанной тремя буквами, лежали почтовые сообщения для тех жиличек общежития, чьи фамилии начинались на П, Р и С.

Желание разворошить это почтовое гнездо возникло у меня мгновенно и в крайней степени. Я бы, наверное, побежала вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, прямиком к вожделенному шкафчику, но доступ к нему преграждала тетка. Жизненный опыт подсказывал мне, что лобового столкновения с озлобленной и подозрительной вахтершей я не выдержу. Следовало применить военную хитрость.