Манечка не торопясь закрыла дверцу, повернула резной ключ, присела к столику, потянулась за кофе. Сказала:

– Знаешь, у сестры моей бабушки были две девочки, дочки-двойняшки. В сороковом году родились. Бабушка на фронт ушла, добровольцем, медсестрой, в семнадцать лет. Жили все они где-то тут, на Васильевском, восемнадцатая линия, а номер дома не знаю. В блокаду сгинули… все, и сестра, и маленькие. Эвакуировать их наверняка не успели. Бабушка про них не говорила ничего. Мне мама рассказала. После того уже, как бабушки не стало. И вот я представляю иногда, что они, эти девочки, выросли, состарились, а я к ним приезжаю сюда. Или мы в кофейню, в «Идеальную чашку», с ними ходим, напротив Казанского. А они – такие две чудные старушки, друг на друга похожи, обе в костюмах таких старомодных, в шляпках с цветами.

Она взглянула еще раз на витрину со статуэтками, отодвинула чашку, поднялась.

– Ну пошли, Светик. Благодарю за кофе. Мне к двум часам на совещание, подбросишь? А вечером – в Fish Fabrique сходим, ладно? Там сегодня «Серебряная Свадьба» выступает – Петька звонил, отчитался, что билеты достал.

– Здрасьте, а вы не скажете, в какой аудитории сейчас будет группа И-213В? А то я в расписании не нашла.

Валентина Борисовна пробурчала, стуча по клавишам:

– Там на стенде разве нет?

Она посмотрела поверх монитора. Пигалица, очочки в несерьёзной какой-то оправе, сарафанчик колокольчиком, цвета хаки, с широким поясом, в руках папка коричневой кожи с застёжками и оранжевой наклейкой.

– А ты новенькая? На второй курс, говоришь? Как фамилия?

– Вообще-то я преподаватель. Английского.

– Ой, это тебя на второй курс прислали? – новость совсем не обрадовала Валентину Борисовну. – Что ж они, постарше кого не нашли? Знают ведь, это наши повара… Там ребята сложные, не справишься.

Девочка поднялась на носочки и прижала руку ко рту.

– Звать-то тебя как?

– Алина… Петровна…

– Триста двенадцатая аудитория. Давай, с богом, уже через минуту пара начинается. Вот Соня тебя проводит. Софья Михална, быстренько проводи девочку в триста двенадцатую, а то заблудится.

Соня, второй секретарь, покладисто кивнула, встала и придержала Алине дверь.

– Ты недавно тут?

– Я кандидатскую пишу, здесь на полставки, научный руководитель попросил.

– Да, приколист твой научный руководитель. Эта группа такая. Все знают. Надежда русской кухни. Шеф-повара, одно слово. Талантливые, все говорят, но упёртые. В прошлом году у них с вашим завкафедрой с иняза, он у них вёл, конфликт был – они его выжили! К ректору ходили. Петиции писали. Они и уйти могут с пары всем табором, если опоздаешь. Ты им зачёты обещай, и письменные работы давай, они изводить не будут тогда. Может быть.

– Спасибо. Хорошо. Это вот здесь, эта дверь, да?

Иванов сидел на подоконнике вполоборота к двери. Он зацепился ногами за спинку стула и излагал всем, кто желал слушать, как он провёл лето. Лето выдалось на редкость бурным. При этом он гипнотизировал взглядом двух однокурсниц на задней парте – Инну и Марину, единственных девочек в группе. Рассказывал он увлечённо, девочки хихикали, остальные ребята разбрелись по классу, поэтому Алину Петровну сначала никто в аудитории не заметил. Та процокала каблуками к учительскому столу, аккуратно положила папочку на край, сосредоточенно поправила ее – чтобы ровнее. Иванов повернулся и с грохотом спустился с подоконника, осев на стул и ссутулившись. Остальные тоже расселись по местам. Алина Петровна продолжала стоять: смирно, расправив плечи и глядя на ребят.

– Ой, а вы кто? – спросил наконец Борисов.