В общем, некуда мне возвращаться. А тут кормят и поят, да постельку стелют такую мягкую. И палата приятная: потолок расписной, будто небо со звездами, стены выкрашены в темно-багряный цвет, по верхам золотая лепнина с узорами, на полу дорогие ковры… Красотища!

Отчего же не погостить, раз уж выдалась такая удачка? Если совсем повезет, может даже горничная девка на ночь глядя приляжет постельку согреть… Впрочем, тут, пожалуй, я чересчур размечтался. Седина в бороду – бес в ребро. Это что, про меня? Хотя что мне? Я еще хоть куда!»

Немил поднял со столика до блеска начищенный медный поднос и рассмотрел в отражении свою бороду. Борода-то роскошная – широкая, как лопата, густая, рыжая с проседью. Сразу видно: человек умный, порядочный, основательный. Вон, боярин мне доверяет. И не зря. Чует: можно на меня положиться. На кого же еще, как не на кудесника, отмеченного печатью божественного духа?

Однако ближе к вечеру такое гостеприимство начало тревожить Немила. А тысяцкий, похоже, взялся за своего гостя всерьез. За ужином хозяин расщедрился и велел чашнику вынести безумно дорогого итальянского вина.

– Давай-давай, угощайся, – потчевал боярин, доверительно хлопая Немила по отвисающему брюшку. – Я же вижу, что ты любитель вкуснятины. Да и от чарочки, наверное, не откажешься?

– Не откажусь, – с достоинством согласился Немил.

Они чокнулись серебряными чарками, отозвавшимися мелодичным звоном. Боярин не скупился, чтобы умаслить кудесника. «Что-то ему от меня понадобилось, только что? Нужно ушки держать на макушке», – решил Немил.

Однако отказаться от второй чарки, а затем и третьей было выше его сил. Раз за разом он опускал кубок на стол, с шумом стукая о столешницу, вытирал рукавом усы, с которых стекали пахучие капельки, и довольно крякал, отчего хозяин приходил в полный восторг.

Вскоре легкий хмелек ударил в голову и разгорячил кровь. «Кажется, пришло время переходить к делу», – мелькнула самодовольная мысль. Кудесник склонился к ушку хозяина, и таинственным шепотом посулил:

– Есть у меня кое-что необыкновенное…

– Что? – загорелись карие глаза Твердислава.

– Пропуск в рай! – выпалил кудесник, воздев к потолку толстый палец. – Диковинка редкая, даже у самых святых вещунов такой не достать. Мне знакома боярская доля – соседи по думе на тебя смотрят волком, завистников пруд пруди, того и гляди вотчину отнимут или оговорят перед князем. Не нажив врагов, большим человеком не станешь. Вот и приходится время от времени делать что-то такое, о чем после не хочется вспоминать. Было дело?

– Ну… – боярин замялся и отвел взгляд.

– Вот и я говорю! – ободряюще потрепал его по плечу кудесник. – Бывает, так нагрешишь, что думаешь: рая уже не видать. Но тебе, Твердислав Милонежич, ужас как повезло: встретил ты знающего человека. Я любую грешную душу отмолю. И такую грамотку могу тебе выписать, что любой грех простится. Вот случится, к примеру, твоей душе попасть на небеса. Возьмет бог Судимир весы и начнет решать, куда ее определить – в ад или в рай. На одну чашу положит грехи, на другую – добро, которое ты в жизни сделал. Как ни крути, а обычно грехи перевешивают. Вот и отправляйся в пекло на вечные муки…

Боярин отшатнулся, его лицо исказилось от страха.

– И тут ты достаешь из-за пазухи мою охранную грамоту! – напирал Немил. – И кидаешь ее на весы. Хлоп! – и твоя чаша склоняется к раю. Моя грамота любой грех перевесит.

– А нельзя ли ее получить? – доверительно тронул его Твердислав.

– Простым людям нельзя. А тебе можно. Но обряд этот трудный и долгий, больших сил потребует.

– Ради всего святого, выпиши мне эту грамоту! Ничего не пожалею.